Михаил Гиндин
Владимир Синакевич
Зверь (Два солнца)
Фантастическая драма в двух действиях
Действующие лица: Отец, Мать, Дочь, Зверь, Друг
Песня о войне (Александр Маннин)
Времени бег с каждой секундой
Летит вперед,
Истина с правдой где-то рядом.
Развязка ждет!
Но вот какой будет она
Решать нам самим:
Сжечь все, что создали, до тла
Или оставить другим?
Новостная вставка:
"В новом тысячелетии человечество вновь стоит на пороге выбора: Мировая
экономика приходит в упадок, грядет самый большой кризис в истории
человечества. Для стабилизации ситуации лидеры крупнейших мировых держав вот
уже не в первый раз встречаются на экстренном совещании..."
Люди шагают ровными рядами –
Их ведет командир.
Долгими годами между городами
Не наступит мир.
Тысячи жизней в едином порыве
Бега событий, новых открытий
Погибли при взрыве...
Взрыве, взорыве, взрыве!
Новостная вставка:
"Это случилось...То,чего так боялись... Мировая война... Тысячи
погибших... Десятки городов стерты с лица Земли... По данным средств массовой
информации... Смогут ли люди пережить этот хаос?...Отмечается рост
мародерства... Мировые лидеры не хотят приходить к компромиссам..."
Вся мировая ненависть,
Вся мировая злость
Вылилась в мир, прогрессу же
Места в нем не нашлось.
Все, что внесло человечество
За несколько тысяч лет
Вырвется свозь бесконечность, и
И сканиям даст ответ.
Новостная сводка:
"В мире не осталось стран, не принимающих участия в мировой войне.
Человеческая жизнь не имеет практически никакой цены... Население планеты сократилось
втрое... Обнаружены хранилища ядерного оружия, которые, по официальным данным,
были уничтожены в прошлом веке. Это должно полодить конец войне, иначе завтра
воевать будет уже не кому."
В недрах ученых зданий
Была рождена она.
Символ конца страданий,
Символ вечного сна...
И вот разгорается ярче
С западной стороны
Альтернативное солнце,
Симввол вечной зимы.
В чьих руках окажется мир?
Без равновестия жизнь – это миг!
Что же
В этом
Аду Земном произойдет,
Когда новое Солнце взойдет?!
Взрыв!!!! Взрыв!!! Взрыв!! Взрыв! Взрыв...
Пантомима: на сцене семья, дети играют в куклы и машинки, взрослые стоят обнявшись. Звук, свет – апокалипсис (как во время бомбардировки. Много людей куда-то бегут, мечутся. Постепенно на сцене начинают появляться лысые люди, потом нормальных уже не остается. Кто-то на первом плане ловит и растерзывает человека. Другой подбегает и разгоняет агрессоров, сконяется над жертвой. Вой. На вое заканчивается песня.
Затемнение. Затем из темноты вырисовывается сооружение, напоминающее проржавевший, с выбитыми стеклами вагон. Ясно, что вагон этот стоит в неподвижности очень давно – весь зарос высокой желтой травой. Вдали чуть видны горы. К вагону подходят трое: мужчина пет сорока, женщина такого же возраста и девушка лет двадцати – отец, мать и дочь. Чувствуется, что они долго шли и устали. С облегчением сбрасывают с плеч узлы, опускаются на землю. Одеты все странно-нелепо в какие-то случайные, не вяжущиеся друг с другом предметы одежды. Головы у всех троих обвязаны, ноги босы. У отца в руках толстая, тяжелая пачка. Отец снимает повязку с головы, чтобы вытереть пот, и мы видим, что он абсолютно без волос, долго сидят молча, вытянув ноги.
Дочь (о вагоне.) Здесь?
Отец. Я уже видел такие. Там внутри есть где лежать.
Дочь. А вдруг там барсуки?
Отец. Нет. Барсуки в земле живут.
Дочь. А вдруг?
Мать. Проверь, отец.
Отец, захватив палку, направляется к вагону.
Дочь. Только не убивай их, отец, я не люблю, пусть живут.
Отец. Никого я не собираюсь убивать... (Скрывается в вагоне.)
Дочь. Мама, а что барсуки думают, когда мы их выгоняем?
Мать. Барсуки думать не умеют. Думать умеют только люди.
Дочь. Человек со стеклами сказал?
Высвечивается человек со стеклами на глазах.
Мать. Да. Человек со стеклами на глазах так отцу и сказал.
Человек: Запомнидумать умеют только люди.
Вдалеке возникает звук, будто кто-то пытается нащупать мотив на деревянной дудке.
Дочь. Что это?
Мать. Где?
Дочь. Слышишь?
Мать. Ветер, доченька.
Отец (выглядывая из окна вагона). Никого здесь нет, трусихи. Мать, хватит сидеть, разводи огонь... (Снова скрывается в вагоне.)
Мать начинает хлопотать с немудреным хозяйством: собирает хворост, развязывает узлы, достает кремни и кресало, высекает искру, разжигает костер. Дочь сидит, безучастно глядя перед собой.
Дочь. Выходит, получается, что никто на земле, кроме нас, не умеет думать?
Мать. Получается так.
Дочь. Жаль. Хоть бы барсуки умели.
Мать. Барсуки все в шерсти, барсуки в земле норы роют. А мы с тобой норы не роем. Поэтому мы думать умеем, а они не умеют. Все кругом понятно, доченька.
Дочь. Но скучно.
Отец (выходит из вагона, держа в руках человеческий череп.) Смотрите, что я нашел.
Дочь. Ну и что?
Отец. Как что? Значит, тут когда-то был человек.
Дочь. Ну и что? Сколько мы уже таких находили...
Огонь разгорается, женщина» становится жарко, они разматывают головы, и тогда мы видим, что они совершенно безволосы.
Отец. Я ничего такого и не говорю. Я просто сказал, что когда-то здесь был человек.
Мать. Мы сегодня очень долго шли, отец, у меня так ноги гудят.
Отец. Зато дошли до жилья. Не в траве спать будем, дождь не страшен. Отдохнем здесь как следует, все вокруг обсмотрим. Дочь. Ничего здесь нет. Вновь далекий звук. Что это опять?
Мать. Дерево скрипит.
Отец. А нет, так дальше пойдем. Сказал же человек со стеклами на глазах, он зря ничего не говорил, он что сказал...
Дочь. Да знаю я, что он сказал!.. (Встает и уходит в вагон.) Мать. Тоскует она.
Отец. Вижу. Но мы же ищем, мать, ищем... (Уходит в заросли желтой травы.)
Дочь выходит из вагона, у нее в руках абажур от настольной лампы и осколок зеркала. Укрепив зеркало на корпусе вагона, смотрится в него, надевает абажур на голову. Дочь. Мама, красиво? Мать. Ох, как красиво! Ах! Так и ходи!
Дочь. А он все время сваливается.
Мать. А ты его рукой придерживай.
Дочь. Так много не находишь... Мама, а если я ему не понравлюсь?
Мать. Как это не понравишься?
Дочь. Ну не будет он на меня смотреть, как на тебя папа? Мать (смутившись). А как это на меня папа смотрит? Дочь. Будто я не вижу, как вы иногда смотрите друг на друга. Мать. Нет, так не может быть, доченька. Мужчине всегда нравится женщина.
Дочь. Это тоже сказал человек со стеклами на глазах?
Мать. Это я тебе сама говорю. Мужчина так устроен, что ему нужна женщина.
Дочь. Почему он так устроен?
Мать. Придет время, я тебе все расскажу. Не торопись, узнаешь.
Дочь. Чтобы обниматься и целоваться по ночам, да?
Мать (растерянно). С чего ты взяла?
Дочь. Да не слепая же я, мама, и не глухая... Я на речку сбегаю, жарко... (Уходит.)
Возвращается Отец.
Отец. Куда дочь побежала?
Мать. На речку.
Отец. Хорошее дело...
Подходит к Матери и ласкает ее. Мать, прижавшись к нему, всхлипывает. Ты чего это?
Мать. Ее жалко. Такая стала дерганая. И все меня выспрашивает, выспрашивает...
Отец. Ну и что тут удивительного? Мы с тобой живем долго и уже все поняли, а она живет мало и многого еще не понимает.
Песня семьи (Екатерина Мамонтова – Ольга Никулина)
Оба родителя:
Мы за собой печатаем следы,
И ноги нам ломает боль тупая!
Возможно, что напрасны все труды,
Ах, еслиб жили мы в коммуне в стае...
Мать:
Исплакалась по ласке, неге Дочь,
Ей не к кому прижаться, приласкаться.
И я порой не в силах превозмочь
Себя, но мне хоть есть кого держаться...
Отец:
Она мала, не крепок ее ум,
А мы с тобой давно бредем по свету!
Но человек с очками не болтун,
Не верю я, что дочке мужа нету.
Оба родителя:
Исчезнем вскоре, может быть, и мы,
Но ей нельзя без мужа оставаться.
Мы быть с тобой уверены должны,
Что есть кому за нашу Дочь сражаться.
Вбегает Дочь. Что-то ужаснуло ее так, что она не в силах даже говорить, только указывает рукой туда, откуда прибежала. Мать и Отец бросаются к ней.
Мать. Что случилось, доченька, что?
Дочь. Там... в реке... барсук!
Отец. Тьфу! Почему ты их так боишься?! Ну, было ли хоть раз, чтоб барсук кого-нибудь укусил?! Ну вспомни! Хоть раз?!
Дочь (дрожит). Он... в-вот т-такой!
Отец. Да какая разница, какой! Он не опасен, понимаешь? Не опасен!
Мать. Давайте все вместе сходим и посмотрим...
Все трое огибают вагон, останавливаются и пристально всматриваются во что-то вдали. Говорят приглушенными голосами.
Дочь. Вот он, вот!
Мать. Где? Я ничего не вижу!
Дочь. В воде плавает! Вон его голова торчит!
Отец. А, вижу. Ну и что в нем такого? Самый обыкновенный барсук.
Мать. Действительно, самый обыкновенный... Ну, вот и уплыл.
Дочь. Подождите, сейчас он из-за камня вылезет... Вот он вылезает, вон!..
Некоторое время все молча разглядывают -увиденное их поразило.
Мать. Какой ужас!
Отец. Нет, это не барсук.
Дочь. А кто это, папа, кто?!
Мать. Лапищи-то! Лапищи!
Отец. Это зверь.
Мать. Зверь?!
Дочь. Какой зверь?!
Отец. О, уходит... за холм уходит. Значит, он там живет.
Мать. Отец, неужели это тот зверь, который загрыз человека со стеклами на глазах?!
Дочь. Как загрыз?! Почему вы мне ничего не рассказывали?! Почему вы все время что-то от меня скрываете?!
Мать. Доченька, маленькая, никогда мы от тебя ничего не скрываем. Просто Отец не хотел тебя пугать понапрасну. Ведь когда это было-то, а с тех пор Отец никогда его не видел. Ведь так, Отец?
Отец. Я и тогда его не видел.
Дочь. А как же ты его узнал?
Отец. А человек со стеклами на глазах рассказал мне, какой он. Я на всю жизнь запомнил.
Дочь. А что, зверь хотел его съесть?
Отец. Да. Но не съел, потому что учуял, что я иду, и убежал.
Дочь. Зверь набросился на него и стал грызть, да?
Отец. Да. Дело было так: человек со стеклами на глазах увидел зверя и пошел за ним, чтобы получше его рассмотреть.
Песня человека со стеклами (Илья Фирсов – Петр Копылов)
У человека блестит окуляр,
И он изучает науки.
Как только занятный нашел экземпляр –
Немедля идет он на звуки.
Ученый заметил в лесу барсука
Во время вечернего чая;
Сперва наблюдал за ним издалека,
Затем подошел, изучая.
Как только зверек обернулся на звук,
Ученый застыл цепенея.
Огромная пасть – это был не барсук,
А кто-то гораздо крупнее.
И бросился зверь в три огромных прыжка,
Ученый не видел страшнее.
Еще бы секунда – и пасть барсука
У жертвы сомкнулась на шее..
Но я же не зря звался лучшим стрелком,
Мой камень попал точно в морду,
Зверь с воем исчез под ближайшим кустом,
А Друг мой поднялся нетвердо...
С трудом он направился дальше домой,
Но прежде мне дал наставленье:
"Не вздумай идти ты к горам, милый мой,
Там очень опасно, поверь мне!.."
Отец: Я долго искал этого зверя, чтобы убить егр, но с тех пор ни разу его не видел. Я решил, что он сам сдох, а он оказывается, живой еще.
Мать. Ох, Отец, надо нам поскорее уходить отсюда, пока он нас не учуял.
Отец. Я столько времени искал его, чтобы убить, а теперь побегу от него? Может, ты думаешь, в этих руках мало силы? Ты меня обижаешь, Мать.
Мать. Ох, я боюсь, Отец.
Отец. Не бойся, у меня в руках будет палка. Не надо хотеть, чтобы я был трусом. Ждите здесь. В случае чего, убегайте в вагон... (Взяв палку, уходит.)
Дочь. Мама, а как ты думаешь, все мужчины такие смелые?
Мать. Откуда же я знаю, Доченька. Кроме Отца я ж никого не видела. Ох, если с ним что случится!
Дочь. Ты его очень любишь, да?
Песня матери женском счастье (Анастасия Савченко – Артемий Боронин)
Мать:
Чем дальше – тем больше его я люблю,
Бывает, что даже ночами не сплю.
Такое большое, родное тягучее...
Ах дочка, что может быть лучше?
Дочка:
Я тоже так буду любить?
А как я буду любить?
А что такое любить?
Мать:
Любовь? Как бы лучше тебе описать?
Ах нет, невозможно так просто сказать.
какой бы получше придумать ответ?
Мне очень тоскливо, когда его нет...
Я знаю, что он обо мне вспоминает,
Я рада, что это так часто бывает
Единственный, милый, любимый, родной...
Он – мой самый лучший, он – мой дорогой...
Дочь:
Скорей бы у меня было так!
Ведь у меня будет так?
Я очень хочу, чтобы так!
Мать:
У женщин всегда так, моя дорогая
У меня жизнь одна, у тебя же – другая
Вот только бы друга получше найти...
Для этого нужно нам снова идти...
Дочь:
Я готова идти километры и мили
Чтобы встретились мы и как вы полюбили
Я ему по ночам буду песенки петь
И в глаза непрерывно, с любовью смотреть...
Я готова варить ему вкусный обед
Быть счастливой с ним рядом, тосковать-если нет...
Для любви я не вижу иного пути,
Но я помню – нам нужно идти...
Мать: Идет! Живой.
Победно похохатывая, появляется Отец, тащит за собой по земле крупную, покрытую мохнатой шкурой тушу.
Отец. Он спал в своей норе. Я подобрался к нему тихо, подобрался – и ка-ак трахну палкой по башке. В этих руках есть еще хорошая сила. Подходите, не бойтесь, он уже больше никого не загрызет...
Женщины с опаской рассматривают Зверя. Мать решается тронуть его рукой и тут же в страхе отскакивает.
Мать. Он дышит?
Отец. Как дышит?.. (Ощупывает тело Зверя.) И вправду дышит. Сейчас добью... (Поднимает палку.)
Дочь. Не надо, папа!
Отец. Почему не надо?
Дочь. Прошу тебя, папа, не убивай его, я не люблю, когда их убивают.
Отец. Дочка, он загрыз человека со стеклами на глазах! Ну не смотри, иди в жилье.
Дочь. Но я хочу посмотреть, какой он живой!.. (В ее голосе слышны слезы.)
Мать. А и действительно, подожди, Отец, убить его ты всегда успеешь.
Отец. Да?! А если набросится?!
Мать. А мы его привяжем.
Дочь. Привяжем! Привяжем!
От е ц . Ну, если привязать, то... (Дочери). Ну, неси веревку.
Дочь мигом приносит веревку из вагона, она очень оживлена. Отец привязывает Зверя к буферу вагона. Все трое усаживаются на землю неподалеку и внимательно ждут, что же будет дальше.
Мать. Вот зачем родятся такие страшилища?
Отец. А чем он страшнее барсука?
Мать. Он же гораздо больше!
Отец. Больше, а чутье у него, видать, слабое. Подкрасться к не-
му проще, чем к барсуку...
Зверь начинает шевелиться – все на всякий случай отодвигаются подальше. Зверь с трудом встает на четвереньки; открывает глаза, долго и пристально смотрит на сидящих перед ним людей. Наконец, осознав что-то, он встает на задние лапы, раскидывает в стороны передние, и оскалив зубы то ли в гримасе боли, то ли в улыбке, мыча нечленораздельное, идет к людям. Женщины в ужасе визжат. Отец суматошно ищет свою палку, но тут веревка, которой Зверь привязан к вагону, натягивается, стягивает ему шею, и он, застонав, валится на землю. У людей вздох облегчения. Зверь сидит на земле, смотрит на людей, раскачивается из стороны в сторону и хрипло с грассирующим эр – горько ли, радостно ли, не понять – бормочет: "Куэррти!.. куэр-рти!.. О-о, куэррти-куэррти!" Конечно, уже понятно, что это человек, молодой мужчина лет двадцати-двадцати пяти с бородой и длинными волосами. На нем одежда из звериных шкур, на ногах из таких же шкур сапоги.
Дочь. Какие у него задние лапы страшные.
Мать. А передние вроде как у нас, а, Отец? А морда-то, морда -ну до чего же свирепая. Барсук красивее.
Дочь. Папа, а он веревку не перегрызет?
Отец. Хо! До этого додуматься надо, а это же зверь, дочка, он думать-то не умеет... (Поднимает палку.) Ну, насмотрелись?
Дочь. Папа, не убивай его, пусть пока с нами поживет.
Отец. Да зачем?
Дочь. А он... а он будет от нас барсуков отпугивать!
Мать. А и вправду, Отец, пусть пока поживет.
Отец. Вы с барсуками этими ну совсем уж, совсем! Сколько твердить можно – барсуки не опасны! Барсуки не опасны! Нет, отпугивать их надо! Тьфу!
Дочь. Они очень плохо пахнут.
Отец. А этот лучше?
Мать. От этого совсем не разит.
Отец. Ну, как знаете, мне-то что... И чем вы его кормить собираетесь?
Дочь. Кормить? А ты для этого барсука убьешь.
Отец. Мне что, делать больше нечего?! Он людей грызет, а ему барсуков носить, да?! (Возмущенный, отходит в сторону.)
Мать (подходит к Отцу.) Не сердись на нее, Отец, она же еще детеныш. Ей и поиграть еще хочется, и пошалить, а кого она, кроме нас с тобой, видит-то? Видишь же, как она оживилась. Какое-никакое, а развлечение. Ну, Отец?
Зверь (стучит себя кулаком в грудь.) Турра! (Протягивает к людям руки.) Турра! Тха куэррти! Тха куэррти! / Мать. Чего он все рычит-то?
Отец. Чего! На веревке сидеть не хочется, вот чего. Конечно; грызть людей приятней... (Тычет в Зверя палкой.) Я тебе порычу!.. Я тебе порычу!..
Зверь, жалобно повизгивая, прячется за вагон.
Дочь. Папа, ему же больно!
Мать. Действительно, Отец, оставь, пусть себе рычит, ведь не страшно же.
Отец. То чего рычит! То пусть рычит! Все, хватит, делайте с ним что хотите!.. Мы вообще есть будем сегодня или не будем?!
Мать (захлопотала над котелком у костра). Сейчас, милый, сейчас. Сходите-ка поднарвите корешков...
Отец и дочь уходят за травой. Мать возится у костра, а Зверь, выйдя из-за вагона, внимательно следит за ее действиями. Ну что смотришь, зверюга? Никогда огня не видел, да? Имей в виду, он очень больно жжется. Ой, как больно, ой... Вот заболталась с тобой, а он потух... (Пытается раздуть огонь.) Совсем погас, (Бьет кресалом о кремни.) Ничего, мы его сейчас добудем...
Зверь вытаскивает из-под шкуры маленький блестящий пистолетик и протягивает его Матери. (Настороженно). Ты это чего?
Щелчок, и из пистолетика вылетает тоненький фитилек голубого пламени. Зверь хочет отдать огонек Матери. Мать, вытаращив глаза, смотрит на это чудо и затем начинает истошно визжать. Зверь прячет пистолетик под шкуру и скрывается за вагоном. Из травы выскакивают Отец и Дочь. Отец сразу же хватается за палку.
Отец. Ну что он тебе сделал?! Что?! Я говорил, его убить надо!
Мать. Он мне ничего не сделал, Отец, ничего.
Отец. О-о! Ты так завизжала, что я думал, он тебе уже голову отгрыз!
Мать. Понимаешь, он что-то такое своими передними лапами сделал, и у него в лапах вдруг зажегся огонек!
Отец. У кого у него? .
Мать.У Зверя.
Отец (Дочери). Ты что-нибудь понимаешь?.. Мать, а ты красный корень не ела ли сегодня случаем?
Мать. Да не ела я ничего.
Отец. Ты вообще соображаешь, что говоришь?
Мать. Неужто это мне показалось? '.
Отец. Мда... (Обнимает Мать.) Во, аж дрожишь вся. Ты слишком сильно все переживаешь. Нельзя так, Мать, нельзя...
Зверь, поняв, что опасность миновала, выползает из-за вагона. Отец помогает Матери у костра, а Дочь и Зверь внимательно разглядывают друг друга.
Декорация прежняя. Прошло, должно быть, два-три дня. Из вагона выходит Дочь. Весело лялякая, она прихорашивается у зеркала, затем замечает валяющуюся на земле тушку барсука.
Дочь (нарочито сердито, как разговаривают с собаками). Это что же такое творится? Опять ничего не ел, паршивец. А ну-ка вылезай сейчас же, вылезай, тебе говорят...
Из-за вагона вылезает Зверь, садится на землю и внимательно слушает.
Ты почему опять ничего не ел, а? Чем тебе барсук не нравится, а? Ну, поешь, пожалуйста, зверюшечка, ну, поешь. Вкусный барсук, ах, вкусный. Жирный, мягкий барсук. Ты что, не понимаешь, дурак, что умрешь так? Нельзя не есть, понимаешь?.. (Пододвигает тушку Зверю.) Ну, съешь хоть кусочек, ну, съешь.
Зверь некоторое время беззвучно шевелит губами и вдруг напряженно-старательно произносит: "Н-не хх-х-хочу... Не хочу". У Дочери перехватывает дыхание, она садится, на землю: "А-а!.. А-а!... "
Зверь (уже увереннее). Не хочу барсук я.
Дочь. Ты-ты!.. Т-ты ум-меешь говорить?!
Зверь. Мало. Научить еще. Как научить. Как научить...
Дочь вскакивает, возбужденно бегает туда-сюда, смотрится зачем-то в зеркало, пьет воду из котелка, затем кричит вдаль: "Мама!.. Папа!" – никакого ответа. Дочь еще некоторое время бестолково суетится, затем берет себя в руки и возвращается к Зверю.
Дочь (показывает на себя пальцем). Дочь.
Зверь (с готовностью, он уже знает это слово). Дочь. Дочь.
Дочь (указывает пальцем на Зверя). Зверь.
Зверь (и это он знает). Зверь... (Особенно ему удается раскатистое "эр ". Указывает пальцем на вагон.) Как научить?
Дочь. Жилье.
Зверь (старательно). Жилье... (Указывает на траву.) Как научить?
Дочь. Трава.
Зверь. Тррава... (Указывает себе налицо.) Как научить? Дочь. Морда.
Зверь. Моррда. (Дергает себя за волосы.) Как? Дочь. Шерсть.
Зверь. Шеррсть. Я – шеррсть. Ты – нет шеррсть, Я – морда. Ты -морда.
Дочь (смеется). У меня не морда, а лицо.
Зверь. Я – морда? Ты – лицо? (Мол, как так?)
Дочь. Потому что ты зверь, а я человек, понимаешь?
Зверь (не понял.) Научить еще. Где шерсть?
Дочь. Какой же ты глупый. Я – человек, у меня не может быть, никакой шерсти, понимаешь? А ты зверь, поэтому у тебя морда и шерсть, понял?
Зверь. Нет понял. Научить еще... (Указывает на свою ногу.) Как?
Дочь. Лапа.
Зверь. Лапа. Я – лапа. (Показывает на босую ногу Дочери.) Ты -лапа.
Дочь. У меня не лапа, а нога. .
Зверь. Нога ты. Лапа я. (Снимает сапог и демонстрирует свою босую ногу.) Нога я...
Дочь в ужасе пятится. Зверь спешно надевает сапог. Моя нога нет, да? Я лапа, да?
Дочь. Ну-ка покажи еще...
Зверь снова снимает сапог, а Дочь внимательно рассматривает его босую ногу. Такая же. Только вся в шерсти!
Зверь. Я нога можно?
Дочь. Да можно, можно.
Зверь (очень рад, приплясывает, одна нога босая, другая в сапоге). Я нога можно. Я лапа можно. Я нога можно, я лапа можно... (Меховая одежда на нем распахивается, под ней он гол, в набедренной повязке, грудь волосатая.)
Дочь (продолжает рассматривать Зверя.) Ты почти такой, как Отец, (Показывает на Зверевы волосы.) А эту шерсть снять не можешь? Нет?
Зверь (снова показывает на голову Дочери). Где ты шерсть?
Дочь. Да говорила же я тебе, бестолковый, что шерсть только у зверей бывает. Тьфу, до чего бестолковый. Вон у барсука шерсть, у тебя
на башке шерсть, даже еще больше, чем у барсука, а у людей ее не бывает. Не может быть, понимаешь?
Зверь. Нет понимаешь. Научить еще. (Показывает на землю.) Как?
Дочь. Земля.
Зверь. Земля. (Показывает вверх.) Как?
Обучение Зверя (Анастасия Савченко – Дмитрий Петров, Иван Сорокин)
Слова в кавычках произносит Зверь. Ошибка в слове «деверья» – это специально.
Возьми его. Он гладкий и холодный –
камень.
Взгляни наверх. Там, в вышине, сверкают
звезды.
Какой чудак! Ты не достанешь их
руками,
Ты только потревожишь неподвижный
воздух.
У человека руки, у тебя есть
лапы.
«Лицо...» Лицо у Дочери, у Зверя –
морда.
Запутанная шерсть. Ты с ней такой
лохматый!
И выглядишь свирепо, а на деле –
добрый.
Смешной! Я хорошо тебя учу,
признайся?
Вода, деревья, небо... Повторяй!
– «Деверья».
Неправильно, глупыш! Но молодец,
старайся.
Мне так с тобой уютно... Почему?
– «Доверье».
Дочь. Небо.
Зверь. Небо. (Показывает вдаль.) Как?
Дочь. А там горы.
Зверь (оживляется). Горы! Горы! Зверь хочет горы... (Изображает, что хочет идти в горы.)
Дочь. Хочешь в горы? Туда нельзя... Человек со стеклами на глазах сказал:
Дочь: А ты почему барсука не ешь? Барсука? Не хочешь? Не вкусно?
Зверь. Не вкусно, не вкусно.
Дочь. Ишь какой. Зверь-зверь, а соображает. Чем же мне тебя кормить прикажешь? А корни есть будешь? (Достает из котелка корень и бросает его Зверю.) Ну?
Зверь подбирает с земли корень, обнюхивает его, аккуратно обчищает, осторожно пробует, хрупает. Не вкусно?
Зверь. Не вкусно. (Протягивает руку.) Еще. Дочь (смеется). Глупый какой...
Протягивает Зверю еще корень так, чтобы он снял его с ладони, но при этом очень боится. Зверь спокойно снимает с ладони корень и отправляет его в рот.
Зверь. Не вкусно. Барсук еще-еще невкусно. Дочь. Хм, а ты ведь и не свирепый совсем. Ты зачем человека со стеклами на глазах загрыз, а?
Зверь. Нет понимаешь. Как научить еще?
Появляются Мать и Отец со связками корней в руках. Зверь, натянув сапог, прячется за вагон.
Мать. Ну что, доченька, все со своим зверем возишься? Дочь. Мама! Папа! Смотрите!.. (Зверю). Иди ко мне!.. Зверь вылезает из-за вагона. Говори!
Зверь (показывает пальцем.) Дочь. Зверь. Мама. Папа... Родители, конечно, поражены, а Зверь продолжает демонстрировать свои знания. Морда. Шерсть. Лапа. (Снимает сапог.) Нога.
Мать (неясно, чем она больше поражена, речью ли Зверя или видом его босой ноги.) Ой, что делается! Ой!
Отец. Научила говорить?
Дочь. Его очень легко учить, он такой смышленый!
Отец. Да-а, никогда б не подумал, что зверя научить говорить можно.
Дочь. Видели, у него ноги, оказывается, такие же, как у нас?
Мать. Одна.
Дочь. И другая, такая же...
Зверь демонстрирует и вторую свою ногу.
Мать. Фу, все в шерсти.
Отец. Конечно, в шерсти, зверь же.
Дочь. У него тело, почти как у папы...
Зверь, распахнув одежду, показывает тело.
Мать. Ой, какой уродина. А на голове-то что делается! А на морде!
Отец. Что вы всему удивляетесь? Самый обыкновенный зверь. Я и барсуков таких видел, у которых на боках шерсть вылезла.
Мать. Но этот говорит.
Отец. Рычит, вроде, похоже. Кто знает, может, если б она столько с барсуком возилась, он бы тоже заговорил. Как веревка, держится?
Зверь. Не хочу веревка.
Отец. Еще чего. Ишь разговорился. Ты у меня поговори... (Грозит Зверю палкой.)
Дочь. Знаешь, папа, он у меня корень прямо с ладони брал.
Мать. Прямо зубами брал?!
Дочь. Нет, передней лапой. По-моему, он очень смирный.
Отец. Ты эти проверки брось, дочка. В любой момент может наброситься. (Зверю). Пшел на место...
Зверь прячется за вагон. Отец, Мать, Дочь усаживаются у костра.
Похоже, дочка, что людей здесь давно не было. Костей-то много, а людей, видно, давно нет.
Дочь. Он такой глупый! Показывает на мое лицо и говорит: морда. Это потому, что я ему сказала, что у него морда. А понять разницу никак не может!
Мать. Ну, ты уж больно много от него хочешь. И так-то чудеса -зверя научила говорить.
Дочь. Он ужасно смешной. Знаете, какое слово ему больше всего нравится? Сейчас увидите. (Кричит). Зверь! Горы! Горы!
Зверь (высовывается из-за вагона.) Да! Горы! Да! Отец. Дочь, ты слышала, что я сказал-то? Дочь. Да, здесь нет людей. И нигде их нет. Отец. Неправильно говоришь, они есть, и мы их найдем. Мать. Обязательно найдем, Дочка, что ты. Отец (о Матери). Я-то нашел ее.
Мать. Он же нашел меня. Я тогда тоже вот как ты думала: а, думала, одна я на белом свете. И вдруг вижу: отец твой идет.
Отец. А я так думал: ну, думал, ходить мне всегда одному. И вдруг вижу – она идет.
Дочь. Это давно было. Отец. Отчего ж давно, совсем даже недавно. Дочь. Я еще не родилась. Отец. Не родилась, верно, но это недавно было. Дочь. Сколько живу, и ни разу мы никого не встретили. (О черепе.) Только вот эти.
Мать. А сколько ты живешь-то? Ты же очень мало живешь. Дочь. Нет, я очень много живу!
Отец. Ты заждалась, понимаю, но нужно терпение. Тогда человек со стеклами на глазах сказал мне: ходи и ищи, ходи и ищи, и ты обязательно найдешь кого-нибудь. И я стал ходить и искать и вот нашел ее. А пока не находил, думал: обманул меня человек со стеклами на глазах, никого больше нет. А оказалось, что не обманул он меня, а был прав. Он всегда был прав...
Во время разговора Зверь выходит из-за вагона, развязывает на шее петлю и уходит в траву — все это незаметно для людей.
Дочь. Когда мы дальше пойдем, мы возьмем с собой Зверя. Отец. Не говори ерунды. Дочь. Я без него никуда не пойду, вот!
Мать. Доченька, ну что ты такое говоришь? Ну, зачем он нам? Отец. Как мы его потащим, ты об этом подумала? Или, может мне на себе его тащить прикажешь? Дочь. Он и сам идти может.
Отец. О-о! Но это же зверь! Звер^ь! Ведь никогда ж не знаешь, что ему в его звериную башку взбредет! За ним все время следить нужно!
Мать. Отец прав, дочка. Ты подумай спокойно и поймешь, никак нам его нельзя брать, никак.
Дочь. Никуда я без него не пойду! Никуда!
Отец. Чуяло мое сердце, что нужно было его сразу прикончить!
(Матери). Это все ты! Развлечение ей! Ты ей дело найди, пусть за огнем следит, корни варит. Ты, когда такая была, небось, не развлекалась. И я не развлекался, а искал, искал!
Мать. Не сердись. Отец, успокойся. Она у нас умная дочка, она подумает и сама все поймет...
Появляется Зверь. Он несет к костру охапку ярких консервных банок. Увидев Зверя, Мать вскакивает и кричит в ужасе. Отец лихорадочно отыскивает свою палку. Дочь замирает на своем месте.
Зверь. Нет палка! Нет! Давай еще веревка!.. (Сбрасывает банки на землю, находит веревку и, сделав петлю, набрасывает ее себе на шею. Подняв банку, протягивает ее людям.) Еда. Вкусно.
Дочь (рассматривает одну из банок, пробует ее на зуб). До чего же глупый. Ну, разве это можно есть?
Зверь. Можно. Дочь можно, папа можно, мама можно... (Достает из-за пазухи ноле и вскрывает банку.) Вкусно. (На котелок.) Там не вкусно. Еда Зверь – вкусно... (Подцетяет ложкой содержимое банки и отправляет себе в рот, изображает блаженство.) Ах, как вкусно?..
Дочь, решившись, подцепляет ложкой один кусочек.
Мать. Не смей пробовать! Не смей!..
Но дочь уже успела проглотить кусок и тут же набрасывается на еду.
Дочь. Мама... Папа... это... это так вкусно! Мы никогда не ели ничего подобного!
Мать (попробовача.) Отец! Ой! Аи!.. (Ест.)
Тем временам Зверь открывает две банки.
Зверь. Папа тоже можно. Вкусно, вкусно.
Отец (пробует). Хм, ничего уж такого особенного, но есть, конечно, можно...
Все жадно насыщаются. Зверь тоже ест и радуется за людей.
Зверь. Хоррошо. Ах, хоррошо. Папа. Мама. Дочь – хорошо. И Зверь – хорошо. Один Зверь – плохо. Вместе горы, горы. Хорошо...
Поле, заросшее все той же желтой травой. Из этой травы поднимается корпус ракеты, весь в пятнах многолетней ржавчины. Рядом с ракетой вход в бетонированный бункер. На горизонте все те же горы, но теперь они стали ближе. Появляются Отец, Мать, Дочь, за ними, нагруженный всеми узлами, Зверь.
Отец (о бункере). Жилье. Здесь и заночуем...
Отец уходит в бункер, чтоб его обследовать. Мать садится на землю, вытянув усталые ноги, дочь ложится с ней рядом. Зверь, сбросив узлы, идет рассматривать ракету. Зверь. Что это?
Дочь. Не знаю. Мама, что это?
Мать. Не знаю. Много чего кругом. От них никакой пользы. Дочь (Зверю). От них никакой пользы, понимаешь? Зверь. Давным-давно я видел такое. И там рядом были... куль-гарры. Кульгарры – это страшно.
Дочь. Что ты там бормочешь?
Зверь. Надо осторожно... А горы уже близко, Дочь, смотри.
Отец (выходит из бункера). Хорошее жилье. (Зверю об узлах). Неси все туда.
Зверь, засмотревшись на горы, не слышит. Эй, я кому сказал?
Тычет в Зверя палкой, Зверь, очнувшись, тащит узлы в бункер. Пока палкой не двинешь, ничего не соображает... Мать, давай поживей, а то стемнеет скоро.
Мать. Сейчас, Отец, сейчас... Зверь! Неси банки! Разводи огонь! Зверь приносит из бункера консервные банки, собирает хворост, поджигает его своей зажигалкой – заплясало пламя. Отец неумело пытается открыть банку и ранит руку.
Отец. Вот придумали эти проклятые банки! Всю жизнь ел нормальную человеческую еду. А теперь им банки подавай!
Мать. Покажи руку... Сказал бы Зверю, он бы открыл, он же сильнее.
Отец. Как это сильнее?! Он меня сильнее?! Зверь. Нет, нет, Мать, ты неправильно сказала. Отец. Во, даже он понимает. Зверь. Отец сильный, но плохо понимает. Отец. Что-что?
Зверь. Ты делал неправильно. Надо так... (Показывает, как надо открыть банку.)
Отец. Нет, вы только послушайте! Зверь человека учит!.. (Возмущенный, уходит в бункер.)
Мать. Ты бы поменьше говорил при нем, Зверь, он бы скорей к тебе привык.
Зверь открыл банки. Иди, Отец, уже все готово!
Отец выходит из бункера, садится к костру напротив Зверя, но потом, сплюнув, пересаживается.
Ты чего?
Отец. Не могу смотреть на его мохнатую морду.
Мать. А я уж совсем привыкла.
Дочь. Я тоже.
Отец. Это потому, что вы не видели, что он сделал с человеком со стеклами на глазах.
Зверь. Я слышу уже много раз. Что я с ним сделал? Я никогда не видел человека со стеклами на глазах.
Отец. Ха! Не видел он!
Зверь. Может, тогда был другой зверь?
Мать. Да, Отец, может, человек со стеклами на глазах говорил тебе про другого зверя?
Отец. Про этого он говорил, про этого. Никакого другого зверя нет.
Зверь. Тогда человек со стеклами говорил неправильно.
Отец. Что ты сказал? (Ищет палку.) Сейчас ты у меня узнаешь, как надо правильно...
Мать. Успокойся, Отец. Он же не понимает, что рычит. Успокойся, милый.
Отец (берет себя в руки.) Тоже верно. (Дочери). Говорить ты его научила, а думаешь, он понимает, что его пасть рычит? (Зверю). Ты понимаешь, что твоя пасть рычит?
Зверь. Не знаю.
Отец. Слышали? Дерево скрипит – тоже говорит?.Бессмысленные звуки, и все.
Зверь. Да, я ничего не понимаю.
Отец. Это правильно.
Зверь. Я не понимаю, почему люди могут говорить неправильно – ты. Мать, Дочь, – а человек со стеклами на глазах не может?
Отец. Ты опять?!
Мать, и Дочь (вместе). Уйди, Зверь!..
Зверь уходит за бункер.
Отец. Вот что: или он разучится говорить, или я его убью!..
Некоторое время все молча едят.
Мать. Все-таки эти банки очень вкусные.
Отец. Есть можно.
Мать. И все же от Зверя много пользы, Отец, для Зверя он очень многое умеет, даже удивляюсь.
Отец. Научился кое-чему, конечно. Так опять же это дочкина заслуга...
Все насытились и блаженно отдыхают. Из-за бункера выходит Зверь, он необычайно радостно оживлен. В руках какой-то деревянный музыкальный инструмент – дудка.
Зверь (показывая дудку.) Я нашел! Я опять нашел!
Отец. Во! Палке радуется, деревяшке! А вы еще говорите, что он, как мы, что-то понимает.
Зверь. У меня была такая деревяшка. Тогда пропала. Теперь такую нашел. Она умеет говорить. Вот так... (Извлекает звуки.)
Отец (ко всем). Ну вот, деревяшка тоже говорит, да?
Дочь. Она поет... Похоже на песню... Поющее дерево? (Зверю). Папа тоже умеет петь песню. Его научил человек со стеклами на глазах. Хорошая песня, только слова совсем непонятные... Папа, а?
Отец. Чего?
Дочь. Ну, давай, папа, давай.
Мать. А что, Отец, давай и правда, а?
Отец (самодовольно лукавя). Устал я что-то... Ну да ладно...
Мать и Дочь начинают отбивать ритм ладонями, Отец запевает на какой-то тупой мотив, женщины подхватывают:
Альфа-бета! Альфа-бета!
Мы хозяева планеты!
В наших банках миллионы -
Мегаватты, мегатонны!
Альфа-бета! Альфа-бета!
Мы хозяева планеты!
Зверь сначала с огромным интересом прислушивается к песне. Быстро схватив ритм, он отбивает его ладонями. Затем вскакивает и начинает дергаться в странном, но очень пластичном танце. Люди изумленно наблюдают за ним, продолжая отхлопывать ритм, а затем начинают хохотать до изнеможения. Зверь, остановившись, тоже хохочет. Ну и Зверь! Ну и уморил!
Мать. Видишь, Отец, как с ним весело.
Отец. Да я что, я ничего, пусть живет, жалко что ли... Спать пора, завтра снова идти...
Люди направляются к бункеру, Зверь за ними. А ты куда? Вон твое место...
Зверь возвращается к костру.
Дочь. Папа, ему же будет холодно!
Отец. Не замерзнет твой Зверь. Не хватает еще, чтоб он у меня под боком спал.
Люди скрываются в бункере, а Зверь подходит к ракете и снова внимательно ее рассматривает.
Зверь. Бига кульгарра... Бига кульгарра... (Садится в стороне, берет дудку, нащупывает .мелодию – она проступает все яснее, нежная, тревожная и печатная.)
Утро. У тлеющего костра одиноко сидит Зверь, повторяя на дудке печальную и тревожную мелодию. Из бункера выходит Дочь. Слушает.
Зверь (почувствовав присутствие Дочери, прерывает мелодию, оглядывается). Это ты, Дочь...
Дочь. Какая странная песня... (Накидывает на Зверя одеяло.) Тебе холодно...
Зверь. Уже не холодно. Мне хорошо, когда ты рядом, Дочь.
Дочь. Мне кажется, ты добрый, Зверь. Я не верю, что ты загрыз человека со стеклами на глазах.
Зверь (горько). Как вы плохо слышите.
Дочь. Плохо слышим?
Зверь. Я говорю ваши человеческие слова, а вы их не слышите.
Дочь. Спой еще.
Зверь повторяет мелодию.
Какая странная... должно быть, человека со стеклами загрыз другой зверь. Ты никогда не встречал других зверей?
3 в е.р ь . У меня была мама, но она тоже никого не грызла.
Дочь. У тебя была мама?
Зверь. Была. Это ее песня. У нас тоже было поющее дерево. Мама пела, потом всегда плакала...
Дочь. Ну да, конечно, как же без мамы. Даже у барсуков есть мамы. А где она сейчас?
Зверь. Она умерла.
Дочь. Ее кто-нибудь загрыз?
Зверь. Нет. Она стала очень слабой. Совсем слабой. Потом совсем умерла.
Дочь. Вот, значит, как у вас, у зверей.
Зверь. А как люди умирают? Дочь. Люди не умирают, если их никто не загрызет. Зверь. Барсук умирает, трава умирает, зверь умирает. Почему люди не умирают?
Дочь. Потому что люди – это люди. Они одни на земле, кто думать умеет. Человек со стеклами на глазах сказал: думать умеют только люди.
Зверь. Что такое думать?
Дочь. Ну, думать – это... это понимать все... знать.
Зверь. Я понимаю очень мало.
Дочь. Конечно, ты же зверь.
Зверь. Но я стараюсь.
Дочь. Я вижу. Скажи, у твоей мамы тоже было так много шерсти?
Зверь. На башке еще больше. А на морде совсем не было, как у вас. Она была очень красивая...
Дочь смеется. Почему смешно?
Дочь. Дерево может быть красивым. Может быть красивой трава. Даже барсук может быть красивым. Но зверь не может быть красивым никогда.
Зверь. Почему так?
Дочь. Потому что зверь почти человек, только в шерсти. А это уродство. Зверь – урод человека. А урод никогда не может быть красивым.
Зверь. Моя мама была очень красивая. У нее на башке росла густая черная шерсть, длинная-длинная, вот такая. И мягкая. А глаза большие и такие теплые. У тебя бывают такие. Когда у тебя такие глаза, я вспоминаю маму.
Песня Зверя о маме (Анастасия Апухтина – Дмитрий Петров, Иван Сорокин)
Не может быть красивым зверь
Но моя мама...Тихо, нежно
Как ты сейчас, слегка небрежно
Всегда смотрела. Ты поверь!
Я помню все её слова
И голос. Ласковый, любимый...
Она шептала тихо: "милый"
И согревала как могла
В ней для меня был целый свет
Она была на всё готова...
А без неё – мир словно новый –
Её со мною больше нет....
Ты очень на неё похожа
Когда ты на меня так смотришь
Не уходи...ты всё испортишь...
Твои глаза, улыбка, кожа....
Зверь. Я вспоминаю, как она целовала меня. У нее губы нежные и добрые. У тебя, наверное, такие же...
Дочь. Бр-р-р!.. (Отодвигается в сторону.)
Зверь. Не бойся, Дочь, я больше никогда не буду об этом говорить...
Дочь, Отец все время говорит, что идти дальше надо, искать. Что вы ищете?
Дочь. Других людей. Человек со стеклами на глазах сказал Отцу, что мы все время должны искать других людей.
Зверь. Зачем?
Дочь. Чем больше людей вместе, тем лучше. Зверь. Это правильно. Совсем плохо, когда один. Дочь. И еще – люди бывают разные: есть мужчины, как папа, а мы с мамой женщины. А женщина может родить человека, если для нее найти друга мужчину. Если мы найдем такого друга для меня, я рожу другого человека, и людей станет еще больше, понимаешь?
Зверь. Да. Мама так же говорила.
Дочь. Папа с мамой нашли друг друга, а больше мы никого... Подожди, что ты мелешь? Как это мама тебе говорила?! Ты же до нас и говорить не умел!
Зверь. Умел.
Дочь. Ох, до чего трудно с тобой! Ты что, забыл, как я тебя говорить научила?
Зверь. Не забыл. Но мы с мамой не так говорили. Другой язык.
Дочь. Никакого другого языка, кроме человеческого, нет!
Зверь. Мы говорили. Другой язык.
Дочь. Ну, скажи что-нибудь на вашем другом языке.
Зверь. Сурр марри этррам.
Дочь. Трам-тарарам! Ну и что это?
Зверь. Я сказал: ты очень красивая.
Дочь. До чего же глупо. Есть нормальный человеческий язык, так и говори на нем, если тебе надо, – нет, рам да драм какие-то. Как ты сказал?
Зверь. Сурр марри этррам.
Дочь. Ой!
Зверь. Еще мама научила меня... как сказать?., закреплять слова на земле или на камне.
Дочь. Как это?
Зверь. Смотри... (Чертит палочкой по земле.) Это я закрепил слова эрриэта турр. Я скоро приду.
Дочь. И зачем это?
Зверь. Это очень хорошо. Мама ушла, я тоже хочу уйти. Я закрепляю на земле слова: эрриэта турр. Мама приходит, видит эти слова и понимает: ничего не случилось, я просто где-то гуляю, все хорошо.
Дочь (внимательно смотрит на Зверя, на знаки на земле.) Хм. А ты мог бы меня научить такому?
Зверь. Хочешь учить звериный язык?
Дочь. Зачем мне твоя тарабарщина? Ты научи меня закреплять человеческие слова.
Зверь. Человеческие я не знаю. Только звериные.
Дочь. А от звериных какой толк? Скажи еще раз, как ты сказал про меня? Трр, дырр?
Зверь. Сурр марри этррам.
Дочь. А почему ты думаешь, что я красивая? Зверь. Потому что я люблю на тебя смотреть.
Дочь. А... А мужчина, может, и не будет любить, когда мы его найдем. Эриета туриета!.. (Смеясь, убегает в траву.)
Зверь начинает заниматься хозяйством: разводит огонь, ставит на огонь котелок, приносит несколько камней, набрасывает на них траву, сооружая нечто вроде стола и кресел. Из бункера выходят Отец и Мать. Вскоре и дочь возвращается.
Отец (Зверю). Почему не разбудил? Сколько тебя учить можно? Как солнце встанет, буди; как солнце встанет, буди.
Мать. Ты уж очень много сразу от него хочешь, Отец.
Отец. Вы же сами мне объясняли, что он смышленый и все умеет... (Смотрит на "накрытый стол ".) А это еще что за новости?
Зверь. Удобно сидеть.
Дочь (усаживается в "кресло".) Ой, и правда, как удобно!
Отец (расшвыряв камни, принципиа1ъно усаживается на землю.) Тебе что он не сделает, все хорошо, любая дурь.
Дочь. Да, когда Зверь стал с нами жить, стало веселее, что в этом плохого?
Отец. Ну-ну... (Берет открытую банку.) Что тут у него сегодня? Все едят.
Мать.И где он только эти банки находит? Отец. Чего удивляться, чутье звериное.
Зверь. Я еще много найди, ешьте.
Отец. Разрешает! Спасибо тебе большое за разрешение. Не знаю даже, что б мы без тебя и делали, с голоду, наверное, подохли бы.
Зверь. Надо уходить отсюда, Отец. (Показывает на ракету.) Тут могут быть кульгарры.
Дочь. Опять что-то непонятное зарычал.
Отец. А вы слушайте, слушайте, вы его любите слушать.
Зверь. Почему, Отец, ты не хочешь пойти за горы? Что там?
Дочь. А что, папа, давай посмотрим, что там? Отец. Сколько раз говорить можно – нет! Человек со стеклами сказал: за горами никого нет!
Зверь. Он был там? Откуда он знает?
Отец. Опять начинается!
Мать. Я ж тебе говорила, Зверь, молчи!
Отец. Э-э, если б он молчал, ему бы цены не было.
Дочь. А знаете, он мне говорил, что у его матери шерсти на башке было больше, чем у него. А на морде, как у нас, ничего. Представляете?
Отец. Страшно интересно. Я еще буду думать про морду его матери. Одной его морды мне мало.
Мать. Ну, хватит тебе, Отец, честное слово. Ну, чем он тебе сейчас мешает?
Отец. Мне?! Мешает?! Да я его в упор не вижу! Это я вам мешаю – другое дело.
Мать. Как ты так можешь говорить, Отец?
Отец. А зачем я вам теперь? Он и банки найдет, и откроет, и огонь разведет, и за горы вас поведет. Собирайтесь! Идите за ним, идите... (Отшвырнув пустую банку, уходит в траву.)
Дочь. Почему Отец все время на него злится?
Мать. За тебя боится, вот почему.
Дочь. Но почему?! Ты посмотри на него, разве он может загрызть? Если б он хотел кого-нибудь загрызть, он бы давно уже.
Мать. Да не в загрызть дело... Ну, я тебе позже все объясню.... Пауза.
Дочь. Мама, оказывается, у него с матерью свой звериный язык был. Знаешь, как по-звериному будет "ты очень красивая"? (Зверю). Скажи.
Зверь. Сурр марри этррам. Мать. Как-как?! Дочь. Сурр марри этррам!
Мать (хохочет). Ой, не могу! Какой же это язык! Шур-мур!.. (Хохочет.)
Дочь и Зверь тоже смеются.
Конечно, с ним весело, что и говорить.
Зверь (поднимает с земли череп.) Мать, это от человека осталось?
Мать. Да. Так Отец говорит.
Зверь. А почему он умер?
Мать. Зверь загрыз.
Зверь. А где этот зверь?
Мать. Не знаю. Бегает, наверное, где-нибудь.
Зверь. Мать, ты родила Дочь. А кто тебя и Отца родил?
Мать. Нас никто не рожал. Мы сразу были большими, как сейчас Дочь.
Зверь. А что было еще раньше?
Мать. Да ничего не было.
Зверь. И человека со стеклами на глазах не было?
Мать. Никого не было. Человек со стеклами говорил Отцу, что раньше над землей висело два солнца, одно – это, а другое такое горячее, что никто не мог жить.
Песня о том, как было раньше (Анастасия Апухтина – Мария Хотулева)
Нет. Не было жизни на нашей планете –
Все гибло в том огненном солнечном свете.
Оно становилось сильней и сильней –
Нагрелась Земля от палящих лучей.
Планета стонала в жестоком пожаре.
И в спешке живое от Солнца бежало
В спасительный холод, в подземный подвал,
Который веками от жара скрывал.
Все, что не спряталось, Солнце убило,
Но вскоре само, обессилев, остыло.
Земля изменилась и стала другой –
На новой, холодной Земле мы с тобой.
Однако легенда о прошлых секретах
Не даст на вопросы о мире ответов.
Мы можем выдумывать, верить, мечтать,
Но истины нам никогда не узнать.
Зверь (рассматривая череп). Когда зверь умирает, от него такое же остается. Может, это не мертвые люда, а мертвые звери?
Мать. Ну что бормочешь, что бормочешь! Все равно тебе человеческое никогда не понять.
Зверь. Не понять... Трудно думать.
Мать. Вот. А мы все время думаем, и ничего. Потому что привыкли.
Зверь. Мама говорила мне, что все можно узнать про раньше, если найти фархи.
Дочь. Опять на зверином?
Зверь. В фархах закреплены слова.
Дочь. А какие они?
Зверь. Не знаю, я их никогда не видел.
Мать (смеется). Глупый, как же можно искать то, что никогда не видел? Уж лучше б. право, молчал.
Дочь. Мама, он царапает на земле всяких жучков-червячков и говорит, что это звериные слова.
Мать. Хоть ты-то не забивай себе голову этой чепухой. Мало ли какой зверь, что царапает... (Встает.) Что-то Отца нашего долго нет... (Идет к траве.) Дочь, подойди-ка...
Дочь подходит. В случае чего крикни, мы с Отцом услышим.
Дочь. Опять ты об этом, мама!
Мать. Я не об загрызть. Понимаешь, уж слишком он на человека похож...
Дочь. Так это ж хорошо!
Мать. Неизвестно. Понимаешь... Ну, ладно, играй с ним, только осторожно...
Мать уходит, а Дочь возвращается к Зверю.
Дочь. Они все боятся, что ты мне что-нибудь плохое сделаешь. Зверь. Они плохо думают. Я так люблю смотреть на тебя, как же я могу сделать тебе плохо?! Одному жить тяжело, но так тоже тяжело.
Дочь. Я хочу еще услышать твою песню.
Зверь (берет дудку, звучит его мелодия). Тебе нравится?
Дочь. Мне от нее... необыкновенно... Ты никуда не убежишь, Зверь?
Зверь. Куда?
Дочь. Ты хороший, я знаю, очень хороший... (Гладит Зверя по волосам.) У-у, какая у нас густая шерстища, у-у. Приятно тебе, когда я так делаю? Здесь у тебя шерсть мягкая, а здесь., (по бороде), во какая, жесткая, как трава. Не больно? А знаешь, мне тоже приятно тебя гладить. А лапы-то какие сильные. У тебя передние лапы, как мри ноги... (Вытягивает свою голую ногу рядом с рукой Зверя.) Вот давай сравним. Смотри, почти одинаковые ...
Зверь осторожно проводит ладонью по ее ноге. Какая у тебя лапа горячая, но приятная...
Зверь осторожно касается губами ее плеча, затем резко отстраняется.
Ты что сейчас сделал? Укусил меня, да? Укуси еще разок, ты так нежно кусаешь...
Зверь целует ее. А теперь сюда... и сюда...
Зверь целует ее, а руки его непроизвольно ласкают ее тело; она с наслаждением подчиняется его ласкам, непонятное и незнакомое им обоим желание все более обволакивает их...
Из травы доносится голос Отца: "Э-ге-гей! Дочь!" Дочь медленно возвращается в реальный мир и отталкивает от себя Зверя. Отойди... Они идут... Еще подумают опять что-нибудь такое... Встает, оправляет платье и идет навстречу родителям.
Из травы выходит Отец с большой темной банкой в руках. Следом за ним Мать с отцовской палкой.
Отец (очень горд собой). Смотри, Дочь, не один твой Зверь умеет банки находить. Во какую я откопал. А там еще таких много. Сейчас пошлем Зверя...
Зверь (вскакивает, говорит громко и властно). Стой! Стой, не ходи!
Отец, оторопев, останавливается.
Это не банка! Это кульгарра!.. (Матери). Отойди туда! (Дочери). Отойди дальше!..
Мать и Дочь непроизвольно выполняют его приказания.
Отец. Ты на кого это голос поднимаешь, тварь мохнатая?! Он один умеет банки находить... (Матери). А ну-ка дай мою палку.
Зверь. Не бросай банку! Стой на месте!
Мать. Отец, делай, что он говорит, что-то тут не то.
Зверь. Положи банку на землю. Только тихо положи. Очень тихо.
Мать. Делай. Отец, делай!..
Отец тихо кладет банку на землю, отходит к Матери и берет у нее палку. Зверь, не обращая внимания на Отца, идет к банке, осторожно поднимает ее и несет за бункер и кричит: "Лежать"... Зверь, Мать и Дочь падают на землю, только Отец остается стоять, сжимая в руках палку. Бьет пламя, оглушительный взрыв, в небо летят комья земли, качни. Отец, сбитый мощной воздушной волной, падает наземь. Когда все стихает, Зверь, а за ним и все остачьные идут к бункеру посмотреть, что же произошло. Увиденная картина их ужасает.
Зверь (Отцу, строго). Кульгарра!.. Кульгарра!
Отец (кивает с готовностью). Кульгарра-кульгарра... кульгарра-кульгарра.. .
Зверь и Человек (Мария Лаврищева – Илья Боронин)
Младенческий крик, детский топот, дыханье
И в снежном покое весны ожиданье,
Влюбленного сердца мечты и капризы –
Все это зовут человеческой жизнью.
Слеза на щеке и письмо без ответа,
И в звездной пыли проплывает ракета,
Детекторы лжи, виртуальные дали
Мы человеческой жизнью назвали.
Воронки в земле, над землею вороны,
Угрюмо застывшие горные склоны,
Потухший зрачок из-под мертвого века –
И это привычная жизнь человека.
Между нашими рассветами-закатами
Пролегает жизни тонкая тропинка,
Мы петляем, выплетаем, дорабатываем,
Ветер дунул – и исчезла паутинка.
Паучками-человечками построенный
На поверку оказался слишком нежным
Этот мир, наверно, кем-то ладно скроенный,
Только сшитый ненадежно и небрежно.
Rf:
Мы оказались на краю земли,
Ничего о будущем не знаем, исчезаем...
И свободу мы не обрели,
И все что было близко сердцу мы теряем.
Мы оказались на краю земли,
Лица наши в гари и в пыли,
Что мы потеряли, что нашли?
Луч надежды теплится в дали...
Этот мир показывал клыки,
А потом устал и обезлюдел,
Вот почти оборваны крючки,
На которых мы крепили судьбы.
И когда в сырой щемящей мгле
Мы в ответ услышим только эхо,
Мы пойдем шататься по земле,
Чтобы вновь увидеть человека.
И кого нам встретить суждено –
Человека иль его подобье?
Кем мы сами будем для него?
Кто на нас посмотрит исподлобья?
Что за зверь таращится из тьмы,
Непонятный, жалкий, полуголый?
Приглядимся – в комнате одни,
И на полке зеркала осколок.
Сплошные развалины, бывшие когда-то небольшим городком. На площади уцелевшая витрина магазина, в витрине до сих пор стоит манекен в виде обнаженной женщины с длинными распущенными волосами. У ног манекена в позе сидящего – человеческий скелет с остатками одежды. Такой же скелет стоит с телефонной трубкой в руках в телефонной будке радом с магазином. Какая-то чудовищная смерть в одно мгновение оборваю эти человеческие жизни.
Рядом с витриной лестница в несколько ступеней ведет к двери, за которой мы видим помещение, бывшее раньше, вероятно, складом -там ваяются кучи какого-то тряпья. Под лестницей вход в подвал. Вечер.
На краю бывшей площади у костра сидят Мать и Отец, сидят молча, прислушиваясь к разговору Зверя и Дочери, которые рассматривают развалины на другом краю.
Дочь (о манекене). Это звериха?
Зверь. Такая же шерсть была у моей мамы.
Дочь трогает волосы манекена, и они падают с головы – это парик.
Дочь. Ой! И сразу стала женщина!.. (Надевает парик на голову манекена.) А теперь опять звериха... (Снимает парик.) Опять человек... Если б у тебя было так, а?
Зверь. Зачем?
Дочь. Разве ты не хотел бы стать человеком?
Зверь. Что говорить об этом. Я зверь.
Дочь (о манекене). А как ты считаешь, она красивая?
Зверь. Ты красивее.
Дочь. Почему я красивее?
Зверь. На тебя я хочу все время смотреть, а на нее нет...
Теперь они рассматривают сохранившийся на стене горельеф оскаленной львиной морды.
Дочь. Какой страшный, да?
Зверь. Он на меня похож?
Дочь. Нет, что ты. Разве ты страшный? Я тоже люблю на тебя смотреть.
Скрываются в развалинах.
Мать. Ей хорошо с ним.
Отец (угрюмо). Вижу, не слепой.
Мать. У него тело сильное и упругое, как у тебя раньше.
Отец. Ты к чему это?
Мать. Да так, сама не знаю. Ох!
Отец. Вот именно – ох...
Дочь и Зверь выходят из развалин и останавливаются у скелета в телефонной будке.
Дочь. Сколько здесь людей раньше было. Там, до гор, мы никогда столько не видели.
Зверь. Неужели их всех загрызли? Непохоже, нет.
Дочь. А что похоже, как ты считаешь?
Зверь. Похоже, они просто умерли. Отчего? Что произошло? Мы очень мало знаем.
Дочь. Мы просто ходим по земле и подбираем на ней то, что валяется. А кто сделал эти банки? Кто сделал кульгарры?..
Дочь и Зверь снова скрываются в развалинах.
Отец. Он прав – живем тем, что подбираем. А если подбирать будет нечего?
Мать. Тогда и будем думать, а чего заранее-то голову ломать.
Отец. А может, эти банки уже экономить надо, а?.. Э-э, ничего-то мы не знаем, действительно.
Снова появляются Зверь и Дочь.
Дочь. А в этих фархах все сказано, да?
Зверь. Да. Мама говорила: если найти фархи, можно узнать все, что было раньше.
Дочь. Знаешь, Зверь, что-то не очень я верю в эти фархи. Зачем было людям закреплять звериные слова? Значит, эти фархи делали звери? Значит, звери знали, что было раньше, а люди не знали? Так быть не может.
Зверь. Я не знаю, что тебе ответить, Дочь...
Дочь и Зверь уходят.
Мать. Все-таки он глупее нас.
Отец. Брось, Мать, сама знаешь, не так это.
Мать. Нет, он смышленый, конечно, я ничего не говорю...
Отец. Смышленый! Да он умнее нас с тобой!
Мать. Ну, а ты, Отец, из одной крайности в другую...
Отец. Да, умнее! И дочке с ним интересней, чем с нами! Ей с ним хорошо, а с нами надоело!
Мать. Что-то я перестала тебя понимать, Отец. Ты что ж думаешь, ничего страшного, если...
Отец. Да ничего я такого не думаю!.. (Вскакивает, ходит.) Не знаю я, что думать, понимаешь. С тех пор, как он стал с нами жить, нет мне покоя, нет уверенности. Не знаю я теперь, что хорошо и что плохо.
Мать. А, может, так, Отец: что будет, то и будет?
Отец. Может быть. А может, и нет. Ведь о дочкином же счастье идет речь – самое для нас с тобой дорогое... Эх, чуяло мое сердце, что убить его нужно.
Мать. Ну что ты такое говоришь, Отец?
Отец. Да это я так. Теперь даже если понадобится, я его не убью. Потому что это будет подло – он нам жизнь спас, а я его за это в благодарность...
Мать. А что, если они... если он ее... ну, ты понимаешь, так детеныш обязательно зверем будет?
Отец. А как же. Барсук барсука рожает, зверь зверя, человек человека.
Мать. Понимаешь, конечно, он весь в шерсти, конечно, это очень противно, но ведь мы же привыкли. Даже ты привык, Отец, ведь, признайся, привык?
Отец. Привык. Смотрю на него – и ничего, вроде так и надо. Мать. Вот. Значит, ко всему можно привыкнуть.
Отец. Но он же не человек! Может, он лучше даже человека, но не человек! И когда мы найдем людей...
Мать. Найдем ли?
Отец. Человек со стеклами...
Мать. Он много чего говорил. Он говорил: "Не ходите за горы, там нет ничего", – а на самом деле?
Отец. Ох, Мать, все шатается, все. Кому верить? Чего добиваться?.. Что-то их нет долго. (Кричит). Дочь! Зверь!..
Дочь и Зверь выходят из развалин.
Дочь. Что, папа?
Отец. Да это я так. Думал, может, заблудились.
Мать. Видела что-нибудь интересное?
Дочь. Тут столько всего много. Все сразу не осмотреть, мы устали, лучше завтра.
Отец. Правильно, уже поздно, спать пора.
Зверь. Тут тоже кульгарры,
Отец. По всей Земле кульгарры...
Отец. Я видел, Зверь, видел.
Уходит, за ним Мать.
Дочь. Хорошо, что Отец нашел тогда эту страшную кульгарру -он с тобой теперь совсем по-другому. Понял, что ты хороший... Дай твою лапу. Мне нравятся твои лапы, они грубые и ласковые вместе – как так? Сядь поближе. Иногда мне кажется, что ты меня почему-то боишься, это верно?
Зверь. Я не тебя боюсь, а себя.
Дочь. Расскажи, расскажи сейчас же.
Зверь. Когда я обнимаю тебя и трогаю тебя губами, все вокруг постепенно исчезает, как будто я падаю в бездонную мягкую яму, и я уже ничего не вижу и не слышу, я даже своего тела не чувствую, только одно твое, а
Песня Зверя о любви (Анастасия Савченко – Наталия Юрлова)
Ты слышишь? Воет ветер у истока...
Он также одинок, как ты и я.
Всё медленнее вертится земля
Такая крупная и – тоже одинока.
Но только нежных губ твоих коснусь
Солёно. Страшно. Пагубно-приятно.
Как сердце бешенно, а голова невнятно
Твердит: ещё минуту и – проснусь.
Одни в каком-то сладостном созвучьи
Где некому нам в этом помешать
Учится заново искусственно дышать
Насильно там, где нам не будет лучше.
Ты понимаешь? Ослепленный светом
Я рву твою одежду на куски.
Так рвется мое сердце от тоски
Когда тебя со мною нету...
Зверь. Лапы мои начинают злиться, что всюду встречают твое платье. Платье твое становится таким досадным, мешающим... (Замолкает.)
Дочь (встает, берет Зверя за руку). Пойдем туда...
Они поднимаются по лестнице и входят в складское помещение. Дочь прикрывает за собой дверь, опускается на кучу тряпья, шепчет. Сними мое платье...
Зверь опускается рядом и, покрывая лицо Дочери поцелуями, расстегивает застежки ее платья... Неожиданно дочь резко отстраняется, вскакивает, испуганно запахивая на себе платье. Показывает пальцем на то место, где она лежала. Здесь... кто-то шевелится!
Зверь. Где?..
Зверь хлопает руками по тряпкам, потом отскакивает, заслоняя собой Дочь. Из-под тряпок вылезает человек, одетый в нелепые лохмотья, он абсолютно безволос, как и остальные люди, в очках – в дальнейшем мы будем называть его Другом, Друг видит перед собой Зверя, лицо его перекашивается от ужаса, он пытается снова зарыться в тряпье, кричит.
Друг. Не тронь меня, чудовище! Не тронь!
Дочь. Человек... Со стеклами на глазах!..
Дочь, за ней Зверь сбегают вниз, бегут к развалинам, за которыми Мать и Отец: "Человек! Мама! Папа! Человек!".. Тем временем Друг успевает спуститься в подвальное помещение и прикрыть за собой дверь. В дальнейшем он только высовывает голову в дверную щель, но не выходит. Отец, Мать, Дочь и Зверь прибежали и рассматривают иногда появляющуюся голову Друга.
Отец. Человек... и даже со стеклами на глазах... мужчина... (Обнимает Мать.) Вот и сбылось, Мать, вот и все.
Мать (голос дрожит). Сбылось, Отец, сбылось... (Дочери). Приведи себя в порядок...
Дочь поправляет на себе платье. Одень ту штуку, она тебе очень идет...
Дочь убегает в развалины.
Отец. Здравствуй, человек. Здравствуй, Друг. Выходи к нам, чтоб мы могли тебя обнять, поцеловать. Долго мы по земле бродили, искали людей, но не повстречали никого. Думали даже, что только нас трое и осталось. Я – Отец, а это – Мать, там – Дочь, сейчас она вернется, а это Зверь. А тебя мы будем Другом звать, хорошо? Выходи, Друг.
Друг подманивает Отца поближе к двери подвала. Отец приближается.
Друг (шепчет). Он людей жрет.
Отец. Кто?
Друг. Чудовище. (Показывает на Зверя.) Видишь, как смотрит? Так и ждет, когда наброситься.
Отец. Нет, Друг, это у него только вид такой, а на самом деле он добрый. Пока жил с нами, совсем как человек стал. Помогает нам во всем. Выходи, не бойся.
Друг. Не выйду! Я не дура. Он набросится, я знаю.
Отец. Да не бросается он ни на кого.
Друг. А я говорю, бросается, я лучше знаю. Он тут не бросается, потому что вас много, а вот пусть кто один останется, вот пусть один – сразу пожрет. Он давно уже тут бродит, человека вынюхивает, давно.
Отец. Ошибаешься, Друг, нас здесь никогда не было.
Друг. Как же – не было! Он был. Отец. Да мы сегодня только из-за горы пришли!
Друг. А он был, я знаю. Каждую ночь ходит тут, нюхает, ревет, ляха-муха.
Отец. Я говорю, не были мы здесь, не были.
Друг. А я говорю, был он, был!
Отец. Да он все время вместе с нами!
Друг. Все равно был! Я лучше знаю. Я как говорю, так есть. (Начинает всхлипывать.)
Мать (встревожена). Ладно, Отец...
Отец (тожерастерян). Ладно, Друг, ладно... Был, так был.
Друг. Да! Я как говорю, так есть. (Продолжает всхлипывать.) Он мою бабу сожрал.
Отец. Какую бабу?
Друг. Хорошую. Одну и другую.
Отец. А что такое баба?
Друг. Ты что? (На Мать). Вон баба стоит. Из развалин выходит Дочь с абажуром на голове. Вон другая идет. Я не дура – я разбираюсь. (Всхлипывает.) У меня тоже две бабы было. Всех сожрал. Сперва одну кысу, потом другую... Головы не жрет, отгрызает, остальное все сожрал и землю вылизал... Две кысы было, две, ляха-муха.
Отец. А какой он с виду?
Друг. Кто?
Отец. Кто твоих бабов, кысов, ляхов-мухов сожрал?
Друг. Так вот же он стоит. Я не дура – я вижу. Мохнатый весь, на четырех лапах ходит... Ходит и все башкой мотает в разные стороны и ревет.
Зверь. Я на четырех лапах хожу?! Башкой мотаю?! Реву?! Что вы слушаете этого слабоумного?!
Отец. Не сметь! Не сметь так говорить о человеке! О человеке со стеклами на глазах!
Друг (скрываясь в подвале). Убей его! Убей!
Отец (Зверю). Забыл свое место! Пошел прочь!
Зверь отошел в сторону, взглянул на Дочь, которая стоит, растерянно поправляя абажур, зажал голову руками, замотал ею в немой муке.
Друг. Во, башкой замотал! Я как говорю, так есть! Сейчас заревет, набросится и сожрет.
Отец (совсем растерян.) Путаешь ты что-то, Друг... Зверь, подойди-ка, скажи сам Другу, что не жрешь ты никаких людей.
Зверь. Жру! Жру я всех! Жр-р-р-у!
Зверь нарочито, по-звериному, бросается к подвалу, но Друг проворно захлопывает дверь.
Друг (кричит из подвала). А?! Я как говорю, так есть! Он всех вас сожрет, по одному, ляха-муха!
Отец (Зверю). Уйди! Чтоб глаза мои тебя не видели!
Дочь. Папа, Зверь-то при чем? Ну разве ж можно так его бояться, ведь сразу видно, что он добрый.
Отец. Добрый?! А ты вспомни, как сама визжала, когда его увидела, а?!
Мать. Да, доченька, вспомни....
Дочь (Отцу). Но ведь ты не боялся.
Отец. И я боялся. И Друг правильно делает, что боится. Боится, потому что умный, стекла на глазах.
Друг (приоткрывает дверь, подзывает Отца.) Эй!.. Мне кысы еду давали... Понимаешь?
Отец не понимает.
Много еды... А теперь их нет... Сожрал этот... Один я... (Всхлипывает.) Никто не кормит...
Отец. А? Кушать хочешь? Накормим, Друг, хорошо накормим...
Мать спешит к костру.
Постой, Мать, пусть лучше дочка... (Дочери). Что стоишь? Друг кушать хочет...
Дочь услужливо приносит открытую консервную банку и подает ее Другу, кокетливо улыбаясь, придерживая рукой абажур. Друг хватает банку и, даже не взглянув на Дочь, захлопывает дверь перед ее носом. Дочь с растерянным видом стоит у закрытой двери. Зверь наблюдает происходящее со стороны.
(Дочери). Ну, теперь успокоилась? А то: "Никогда никого не найдем! Никого никогда не найдем!" Не только нашли человека, но и со стеклами на глазах! Не зря все же за горы пошли. Целуй Мать с Отцом.
Дочь (целует родителей). Спасибо, мама, спасибо, папа...
Зверь, застонав, уходит в развалины. А Друг так и будет с нами через дырку разговаривать?
Отец. Вылезет, вылезет. Умный человек – он никогда не спешит.
Дочь. А мне кажется, что я ему не понравилась? Мать. Что ты, доченька, очень понравилась, я видела, он все время на тебя поглядывал.
Отец. Я тоже заметил – глаз не сводил.
Друг (приоткрывает дверь подвала, смотрит на Дочь, подзывает). Эй!
Отец (подталкиваетДочь.) Тебя зовет, тебя. Подойди...
Дочь подходит к подвачу.
Друг (показывает пустую банку.) Мне бы еще немного. Давай еще, а?
Мать (тут же бросается за новой банкой; передает Дочери). Дай ему, доченька, проголодался человек.
Друг, выхватив у Дочери новую банку, опять захлопывает дверь.
Дочь (с обидой). Он только на банки смотрит... Может, я только для Зверя красивая... А куда Зверь ушел?
Отец. А вот о Звере тебе меньше всего надо думать... Ты бы, Мать, поговорила с ней, рассказала бы, что к чему, все же ей новую жизнь начинать.
Мать. Пойдем, доченька, ночь уже, тебе отдохнуть надо (вводит Дочь).
Отец (стучит в дверь подвала.) Выходи, Друг, не бойся. Зверь не тронет тебя, я обещаю. Выйди, поговорим, познакомимся.
Друг (приоткрыв дверь.) Не выйду. Я не дура. Он за углом стоит, ждет, чтоб наброситься.
Отец (осматриваясь). Нет, его здесь нет.
Друг. А я говорю, стоит! Я лучше знаю. (Захлопывает дверь.)
Песня друга о звере (Дарья Донина – Илья Боронин)
Ищет зверь уже давно
Повод к нападенью.
С виду мил и ласков, но
Нету вам спасенья.
Эй, востро держите ухо –
Он сожрет вас, ляха-муха.
Ночью Зверя увидать –
Зрелище неслабое,
Ты уж бросился бежать,
А ему – мясца бы!
Одержимый гневным духом,
Он сожрет вас, ляха-муха.
Зверь опасен и жесток,
Быстро с вами справится.
Подкрадется подшумок –
Кысой не подавится!
Шерстью он зарос и пухом,
Он сожрет вас, ляха-муха.
Гавкает рычит и блеет,
Он вполне напасть посмеет.
Уносите ноги прочь:
Мать, отец и главно – дочь.
Отец раздумывает, что же делать. Дверь снова приоткрывается.
Друг Эй! Я сытый.
Отец. Вот и хорошо, Друг, хорошо.
Друг. Я чем интересен: я как сытый, так сразу ко мне одна кыса приходила... Понимаешь?
Отец не понимает. У меня две кысы были. У тебя тоже две. Дай мне одну.
Отец (понял.) Что ты, Друг, как же так... сразу? Нужно, чтобы вы сперва узнали друг друга...
Друг. Да я их знаю, ляха-муха. Я тебе говорю, у меня их две было... Я же не двух прошу – одну.
Отец. Одну... я понимаю... Мы тебя искали, она ждала тебя... но нельзя же так...
Друг. Чего нельзя?
Отец. Нехорошо так... сразу... нельзя, Друг.
Друг. Нельзя, нельзя!.. Уйду я тогда.
Отец. Что ты, Друг, погоди! Мы тебе все рады, и Дочь рада. Только погоди...
Друг. О, ляха-муха! Тогда давай еду.
Отец (удивлен). Еще?
Друг. Я чем интересен: я как разойдусь, так я могу заглотать о-го-го!
Отец (суетится с новой банкой). Ешь сколько хочешь. Зверь еще принесет.
Друг выхватывает банку и захлопывает дверь.
Возвращается Мать, присаживается рядом с Отцом.
Отец. Ну что, Мать, объяснила ей?
Мать. Тут, Отец, много объяснять нечего. Главное, чтобы он был с ней ласковым... (Кивает на подвал.)
Отец. Ну, он-то все понимает, не дурак ведь – со стеклами... Что молчишь?
Мать. Со стеклами-то со стеклами... А все же Зверь наш не мог никого сожрать, ведь он никуда от нас не отходил.
Отец. Разве что по ночам, когда мы спали?
Мать. Когда спали?.. И ты значит думаешь, что он за ночь успел?..
Отец. Ничего я не думаю! Человек сказал, как было – я... размышляю.
Мать. Все равно наш Зверь на четвереньках никогда не ходил.
Отец. А ты вот представь, что я хочу тебе голову отгрызть... (Становится на четвереньки, рыча приближается к Матери.)
Мать. Ты что, Отец?
Отец. Показываю! Вот я повалил тебя, а теперь мне нужно голову тебе отгрызть – я поневоле на четвереньки встану. А Друг это и увидел!
Мать. Ужас какой... Но нас-то почему-то Зверь никогда не трогал.
Отец. Привык. Хорошо ему с нами, кормим его.
Мать. Это он нас кормит.
Отец. Ох, не о том мы с тобой говорим! Зверь – он зверь и есть, от него всего можно ожидать. О дочке надо думать! Чтоб у нее все было хорошо. Для нее мы с тобой живем, все для нее.
Мать. Верно, Отец. Пойду к ней, что-то она неспокойна... (Уходит.)
Отец (робко стучит в подвал.) Эй, Друг, спросить тебя хочу...
Друг (кричит). Чего стучишь?! Стучишь чего?! Я спать буд) Спать не дают, ляха-муха!.. Уйду...
Отец. Спи, спи, прав, ночью спать надо...
Из развалин появляется Зверь. Отец подходит к нему. Вот что, Зверь, тут таксе дело... Ты зверь умный, должен понять...
Зверь. Хочешь, чтоб я оставил вас.
Отец. Ну вот, ты умный. Видишь сам, как все обернулось. Дума ли, вообще никого не встретим, а тут – человек, со стеклами на глазах.
Зверь. А как стекла с головой связаны?
Отец. А?
Зверь. Скажи, Отец, ты тоже поверил, что я людей жру? Поверил, да?
Отец. Да что ты. Дурак я, что ли. Но Друг-то видел, как кто-тс кысу его какую-то... ну и... Мы-то к тебе привыкли, а он...
Зверь. Она штуку эту на голову надела – хотела понравиться.
Отец. А как же. Конечно. Он – человек, мужчина, со стеклами.
Зверь. Неужели ты не видишь, какой он?
Отец. А какой?
Зверь. Он же грязный.
Отец. Ну, это ерунда, отмоем... А ты иди, Зверь, иди. Ты хороший, но... другой. Ты поищи, может, где еще таких, как ты, встретишь, в шерсти. Вон Друг говорил, что ходит тут кто-то, рычит.
Зверь. Ох, Отец... Скучно... Ах, как все скучно... (Уходит в развалины.)
Отец (вслед). Прощай, Зверь, прощай...
Утро следующего дня.
Из развалин выходят Мать и Отец.
Отец. Разжигай костер, Мать.
Мать. Она узнает, плакать будет.
Отец. Не будет, ей теперь не до Зверя. Ты ей говори, что он сам ушел. Мол, не знаем, где он, и все. Мол, сами удивляемся, куда пропал?
Дверь подвала приоткрывается, выглядывает Друг. Вот и Друг проснулся. Здравствуй, здравствуй, Друг!
Друг. Я чем интересен: я как проснусь, так есть охота. Кысы с утра кормили.
Отец. И мы накормим. Сейчас костер будет. Иди сюда, к нам.
Друг. А чудовище?
Отец. Нет чудовища. Ушел чудовище.
Друг. Куда ушел?
Отец. Совсем ушел. Я прогнал его, не придет больше. Выходи, не бойся.
Друг (осторожно вылезает из подвала.) Убить его надо. Весь в шерсти, страшный. Людей жрет.
Мать протягивает Другу открытую банку, тот жадно ест.
Отец. В шерсти, точно, но он не опасный, не злой.
Друг. А я говорю, злой! Страшный чудовище. Я лучше знаю.
Отец. Нет, Друг, все-таки твою ляху-муху кто-то другой сожрал, другой чудовище.
Друг. А я говорю, этот! Я как говорю, так есть.
Отец. А что же ты не убил чудовище?
Друг. Как же – "убил"! Я, у, как далеко был, смотрел, как кысу жрал. Все видел.
Мать. Так подбежал бы, раз видел.
Друг. Да! Я не дура. Он страшный, у него пасть – голова влезет.
Отец. Вот видишь, Друг, ты далеко был – потому и путаешь. У нашего Зверя пасть, как у меня рот. Влезет в мой рот твоя голова?
Друг. Влезет.
Отец оторопел.
У него влезет. Я как говорю, так есть. Я знаю, что говорю!.. А когда мне не так говорят, мне есть неохота! (Вылизав, швыряет пустую банку.) Уйду я.
Мать. Ладно, Отец...
Отец (нервно). Ладно, ладно, влезает твоя голова... Мать, ты почему огонь не разводишь?
Мать. Так ведь у Зверя та штучка, из которой огонь летит.
Отец. Ты посмотри на нее, Друг, всю жизнь жили без всяких штучек, и хорошо жили. А делали так... (Берет кремень и кресало и бьет, но что-то не получается.) ...Били, били... Теперь придумали всякие штучки звериные... (Продолжает бить.)
Тем временем Друг встает, подходит к Матери, грубо обнимает ее, тянет к себе. Мать, оторопев, не предпринимает никаких действий, только беспомощно смотрит на Отца. Отец тоже ошеломлен и никак не может сообразить, что же делать.
Друг. Я же тебе говорил, я чем интересен...
Отец (вскакивает, отталкивает Друга.) Еще раз тронешь ее, я тебя палкой стукну, слышишь?! Будет очень больно!
Друг. У, ляха-муха! У меня две кысы были. Теперь ни одной?! Дай мне кысы!
Отец. Это моя кыса... ляха-муха! Моя! А у тебя другая кыса будет!.. Она сейчас спит еще.
Мать. Но с ней тоже нельзя так...
Отец. Да! На нее тоже нельзя набрасываться. Ты же со стеклами, должен понимать!
Друг. Что тут понимать?! У меня две было...
Отец. Я говорю, не лезь сразу к ней, поговори о том, о сем, приласкай.
Друг. Еще говорить, ляха-муха... Уйду я! (Садится, отвернувшись.)
Мать. Ох!
Отец. Ничего, Мать, научится, это не трудно. Друг не дурак у нас, не дурак...
Из развалин выходит Дочь.
Мать. Вот и доченька наша встала. (Дочери). А мы сидим здесь с Другом, беседуем, он нам всякие интересные штуки показывает. Иди, дочка, к нам.
Дочь. А где Зверь?
Мать. Ушел куда-то, мы его еще и не видели.
Отец. Банки, должно быть, пошел искать.
Мать. Ага, наверное, банки ищет.
Отец. Ты тут поболтай пока с Другом, а мы с Матерью сходим, поглядим, нет ли где Зверя поблизости... Друг, ты поговори с ней о том, о сем... ну и вообще, понял? (Матери, приглушенно). Не беспокойся, мы рядом будем...
Мать и Отец уходят в развалины.
Друг (приближается к Дочери.) Он сказал, что ты моя баба. Дочь (отступает.) Не называй меня так, мне не нравится.
Друг. Кысой звать буду.
Дочь. Меня зовут Дочь, я так привыкла... А я тебе нравлюсь?
Друг. Я чем интересен? У меня две кысы были. Одна большая кыса, другая – меньше. Ты тоже меньше большой... (Хочет обнять Дочь.)
Дочь (отстраняясь). Ты их любил?
Друг. Я де объясняю, я чем интересен: когда еда хорошая, кормят хорошо, так я всегда, я говорить нечего... (Снова лезет к Дочери.)
Дочь (вновь отстраняясь). А почему ты такой?..
Друг. Какой?
Дочь. Грязный.
Друг. А не мылся давно. Чудовище кыс моих сожрал – мыть не-
кому. (Снова лезет.)
Дочь (отстраняясь, оглядываясь). Зверь, наверно, не банки, а фархи ищет.
Друг. Чего?
Дочь. Фархи. В фархах закреплены слова. Он говорит, что надо обязательно знать, что было раньше. Нельзя, говорит, так – ходить по земле и только подбирать, что лежит. Но я что-то не очень верю в этих фархи, а ты как думаешь?
Друг. Я-то?.. Убить его надо. Страшный, мохнатый, весь в шерсти.
Дочь. Ну и что, что в шерсти! Он не страшный. Ты его не знаешь. Ты другого видел.
Друг. Знаю я, знаю. Они все такие, мохнатые – людей жрут.
Дочь. Зверь хороший! Умный! Он спас нас от кульгарры. Знаешь, что такое кульгарра?
Друг (раздраженно, нетерпеливо). Да знаю я! Я все знаю, ляха-муха!.. Мы поговорили? Поговорили. И все, хватит... (Бросается на Дочь.)
Дочь (отбивается). Отпусти меня! Отпусти сейчас же!
Впивается зубами в руку Друга, тот, взревев, откатывается прочь.
Вбегают Мать и Отец.
Друг (Отцу). У меня две кысы были и не кусались... А эта, ляха-муха, кусается! Зубами!
Дочь (бежит к Матери, прижимается к ней.) Я не могу с ним, мама. Он противный! От него грязью пахнет!
Отец (набрасывается на Друга.) Я как тебе говорил с ней обращаться?! Как?!
Друг. А я с ней говорил! О том, о сем! Ты спроси ее, спроси, ля-ха-муха!
Мать. Успокойся, доченька, моя единственная, мы никому не позволим тебя обидеть... (Отцу). Вот тебе и стекла на глазах!
Отец (страдает). Я ж не виноват, что мы такого нашли. Могли ведь и вообще человека не встретить...
Друг. Уйду я! Уйду.
Отец. Да подожди! Не надо только торопиться... (Матери). Потихоньку, потихоньку, и привыкнут друг к другу.
Дочь. Никогда я не привыкну!
Мать. Успокойся, успокойся.... вот так. Ты не думай – и мне к Отцу привыкать было трудно.
Отец (Дочери). Вот видишь? И ей, оказывается, а я не замечал.
Друг. У меня кысы не такие были.
Отец. А ты помолчи! (И сразу робея.) Ты пока помолчи, Друг.
Мать (Дочери). Вот родится у тебя маленький мужчина или маленькая женщина, и сразу станешь на все по-другому смотреть.
Отец. Вот это правильно. И это главное.
Дочь. Вы Зверя видели?
Мать. Нет его что-то нигде.
Дочь. Он совсем от нас ушел.
Мать. С чего ты взяла?
Дочь. Я знаю, совсем. Мы никогда его больше не увидим... (Плачет.)
Отец. Брось, дочка, никуда он от нас не денется.
Дочь. Он хороший, добрый, ласковый, а мы ему все: шерсть, шерсть! Ну что ж, что шерсть? Разве в шерсти дело? А вы поверили этому... что Зверь его кысы сожрал! Поверили!
Мать. Ну что ты, доченька, право...
Дочь. Поверили! Поверили!.. (Рыдает.) А я еще эту штуку одела, чтоб понравиться! (Колотит себя по голове.)
Песня «Теряю» (Анна Солдатенкова)
Солнечный дым, дремотный смог
Венчаный миг, стальной курок.
Яростный крик, немой обет,
Сердце молчит,
А тебя нет.
Дрогнет рука, выплывет боль,
Больше нельзя быть рядом с тобой.
Резко луна выплюнет свет,
Небезразлично, но тебя нет.
Rf
Теряю, смиряюсь. Летаю…
Я падаю и исчезаю.
Дай силы мне встать.
Право бежать, право успеть.
Что прокричать, как умереть.
Снава обман, нужен совет
Как не споткнуться,
Но тебя нет.
Странный ответ, глупый вопрос,
Скучная жизнь серых полос,
Не для меня этот билет,
Я не хочу так,
Но тебя нет.
Rf
Мать. Ах, Отец, как все нескладно получается!
Друг. Чудовище пришел! Берегись! Чудовище!.. (Бросается в подвал и захлопывает за собой дверь.)
Из развалин выходит Зверь с мешком в руках, опускает мешок на землю.
Дочь (бежит к Зверю, падает ему на грудь, обнимает). Зверь... Миленький... ты вернулся. Не смей больше никогда никуда уходить. Ты слышишь? Мне без тебя плохо, понимаешь? Я знаю, знаю, ты совсем от нас уйти хотел, да?
Зверь. Да.
Дочь. Но не смог, да?
Зверь. Не смог.
Дочь. Ну, вот и чудесно, вот и хорошо. Теперь ты понял своей звериной башкой, что тебе нельзя никуда от нас уходить? Понял? Понял?
Зверь. Понял.
Дочь (ведет Зверя за руку к родителям.) Он никуда больше от нас не уйдет, он мне обещал... Скажи, что ты обещал, скажи.
Зверь. Я обещал,
Отец. Ну, раз обещал, то... это самое...
Мать. Ты, наверное, есть хочешь?
Зверь. Нет. Я хочу показать вам фархи.
Дочь. Там фархи?! (Бежит к мешку.)
Зверь. Не трогай!.. Я сам... (Идет к мешку, достает из него несколько "фархи" и приносит их людям.)
Отец (пробует одну из "фархи" на зуб). Это не еда.
Дочь. И ты узнал, что было раньше.
Зверь. Нет, там очень много фархи, очень много слов. Нужно очень много дней, чтобы все их понять.
Дочь. Зверь, а как ты думаешь, я смогу научиться по-звериному?
Зверь. Сможешь, конечно. Я научился по-людски, ты научишься по-звериному.
Дочь. Сурр марри этррам, да?
Зверь. Сурр марри этррам.
Отец. Чего это они, Мать?
Мать. Это по-звериному – ты очень красивая.
Отец. Ну, зачем чушь-то городить, ведь не детеныши же... Вот что, Зверь, я думаю, Друг к тебе со временем привыкнет. Человек – он ко всему привыкает. Так что живи с нами, ищи свои фархи. Но на первом месте – банки. Чтоб не было никаких перебоев, понял?
Зверь. Отец, я нашел еще одну фархи...
Зверь идет к мешку и приносит оттуда большой красочный альбом. Люди с интересом разглядывают помещенные в нем картинки.
Песня «Фотоальбом» (Евгения Белая)
Герои птесы разглядывают фотоальбом и комментируют, то что видят. Или в песне рассказывается о прошлой жизни на земле с комментариями героев (типа, смотрите, звериха в очках).
Rf:
На солнце смеются и тают льдинки
Придумать нельзя
Безмятежней
Существованья
Но нам остаются цветные картинки –
друзья
От жизни прежней
Воспоминания
Дочь:
Смотри, как они на нас похожи
Глаза человечьи, разные…
Что есть у нас, и у них есть тоже,
Но только в сто раз прекраснее
Зверь:
А я все никак не могу поверить –
Так уже никогда не будет
Мать:
Смотри, здесь везде одни только звери
Куда же подевались люди?
Отец:
Если мир принадлежал зверям,
Значит мы друзей искали зря?
Rf
Дочь:
Смотри, как они разноцветно одеты
И шерсть аккуратно подстрижена!
И чем этот Друг, скрывавшийся где-то,
Насколько те звери ближе нам?
Зверь:
Они умели любить и смеяться
Они не боялись трудностей,
Вы вместо того, чтобы правды бояться,
У них бы учились мудрости
Отец (со смехом):
Их нету, ты один – изгой,
И мир теперь совсем другой
Rf
Дочь:
Смотри скорей, что за странные здания
А это – дома на колесах?
Хотела б немного побыть в их компании
У меня к ним так много вопросов…
Зверь:
Смотри, звери сами строят дома,
Звери готовят пищу
Хотела ты правду понять сама,
Но может, не там ищешь?
И говоришь, что я урод.
Но, может быть, наоборот?!
Дочь. И я урод?
Зверь. И ты.
Мать. Наша Дочь – урод?!
Отец. Совсем обнаглел!
Дочь. Ты злой, гадкий, противный! Мы тебя к себе взяли, я тебя научила говорить, а ты!.. Уходи от нас! Видеть тебя не могу!
Зверь. Дочь, подумай, меньше всего я хотел обидеть тебя, ты для меня дороже моей жизни. Зверь, человек, урод – это же только слова! Как вы не понимаете! Мы все одинаковы! Мы – одно и то же!
Отец. А-а! Понимаю! Понимаю, куда он клонит! Раз мы все одинаковы, то дочка может быть его, так?
Зверь. Да, я хочу этого. И она этого хочет, Отец.
Отец (хватает Дочь за руку и тащит ее к подвалу.) Друг! Бери ее! Она твоя! Бери ее к себе туда! г
Дочь (сопротивляется). Я не хочу! Не хочу! Не хочу!
Друг (в щель). Ты ее пристукни сначала, а то она опять укусит.
Зверь. Отец, оставь ее!
Отец. Ха! Думаешь, я позволю ей родить от тебя звереныша? Бери ее, Друг!
Мать (пытается остановить Отца.) Отец, не надо так!
Отец. А как надо, как?!
Отец отпускает Дочь. Она бежит к Зверю. Он берет ее за руку, быстро поднимается с ней по лестнице в помещение склада, закрывает дверь, подперев ее доской. Отец бросается к двери, пытается открыть.
Отец. Открой! Открой, тварь мохнатая! (В бессилии, чуть не плача). Вот что теперь делать?! Что?!
Мать. Отец, Отец, успокойся, пока ничего страшного не произошло.
Отец. Да, я как представлю себе, что у нашей доченьки звереныш, у меня сердце останавливается! Весь в шерсти! О-о-о!
Мать. Если она звериху родит, то только головка будет мохнатая.
Отец. Дура! Дура! Замолчи лучше!
Друг (высовываясь в щель). Сейчас он там жрет ее. Голову отгрызает.
Отец. Заткнись, слабоумный! Убью!.. (Друг прячется.)
Отец у дверей прислушивается, что там, за ними происходит. А в складе Дочь отбегает от Зверя в противоположный угол.
Дочь. Не смей ко мне подходить!..
Зверь и не намеревался.
Дочь. Значит, я уродка, да?
Зверь. Ты очень красивая уродка. Я люблю тебя. И мне совсем не мешает, что на тебе нет шерсти.
Дочь. Ха! Еще бы!
Зверь. Если тебе так легче, пусть я буду уродом. Это же пустое, пойми.
Дочь. Ох, Зверь, Зверь, от тебя с ума можно сойти.
Зверь. Слов моих ты не слышишь, так послушай же свое сердце, оно у тебя умнее головы.
Дочь. Нет, я слышу твои слова, я люблю слышать, как ты говоришь, люблю твой голос... но иногда ты произносишь такое, что в голове все, все должно стать наоборот...
Зверь. Давай уйдем с тобой. Будем смотреть фархи, будем вместе думать. Нам много нужно понять, ведь сегодня мы знаем только крохотную часть правды, а я чувствую, что эта правда огромна... И еще я знаю, что не могу без тебя...
Дочь. Подойди ко мне... Обними меня... Я скажу тебе, что говорит мое сердце: оно говорит, что хочет стать твоим. Но я боюсь.
Зверь. Боишься меня?
Дочь. Нет, нет, мой милый, мой хороший Зверь... Но ведь с тобой я рожу звереныша, и я буду кормить его, а на нем будет шерсть... И мне становится страшно.
Зверь (отстраняется). Шерсть! Опять эта шерсть! (Рвет на себе волосы.) Мне так скучно, Дочь, что жить не хочется.
Отец (через дверь). Зверь, ты слышишь меня? Ты говоришь, что любишь Дочь?
Зверь. Люблю, Отец.
Отец. А если любишь, то подумай своей звериной башкой, что с ней будет. Ладно, мы привыкнем к ее зверенышу, как к тебе привыкли. Ладно! Но ведь он вырастет, звереныш-то! Станет таким, как ты. Тебе легко жить среди людей, скажи, Зверь?
Зверь. Нет, мне плохо, Отец.
Отец. Так подумай же, каково дочке будет видеть, как от ее звереныша люди будут шарахаться, как вот Друг от тебя! Подумай! От человека у нее детеныш должен быть! От человека!
Дочь. Зверь, я не хочу, чтоб моему детенышу было плохо! Я не хочу!
Зверь (убирает доску от дверей.) Я не держу тебя, Дочь.
Отец (берет в руки папку, приглушенно). Мать! Он сам открыл... Помоги!..
Врывается за дверь и бьет Зверя палкой по голове. Зверь падает.
Дочь. Не смей, Отец! Не убивай его!
Отец (отшвыривая Дочь в сторону.) Никто никого не убивает. Мать, помогай!
Вдвоем они связывают Зверя по рукам и ногам. Отец подходит к Дочери, крепко берет ее за руку, ведет к дверям, по лестнице на площадь. Эй, Друг, выходи!
Из подвала настороженно вылезает Друг. Бери ее!
Дочь (вырывается). Нет! Я с ним не могу! Не могу! Не могу!
Отец. Мать! Да помогай же ты!
Мать. Ах, Отец, что-то мы не так делаем!.. (Но помогает во всем Отцу. Сквозь слезы). Доченька, доченька, милая, мы же это для тебя... все для тебя...
Отец (Другу). Ну, чего еще ждешь?!
Друг, ухмыляясь, идет к Дочери. Из дверей на лестницу выползает связанный Зверь. Он видит все. Свет падает. Зверь воет в бессилии и отчаянье.
Среди тех же развалин, вокруг костра с котелком сидят Отец, Мать и Друг, едят корни, вылавливая их из котелка. Развалины заметно обжиты. Вот уже все съедено, только Друг еще долго ковыряет в котелке.
Отец. Вот и поели, вот и хорошо, ляха-муха... В жизни главное, чтобы хорошо, чтобы спокойно и не думать. Сейчас ждать надо, когда
кыса родит. Потом детеныш подрастет, пойдем Друга ему искать... или бабу, ляха-муха.
Дочь (выходит из развалин.) Там опять барсук!
Отец (нехотя поднимается, берет палку.) Сколько говорить, барсуки не опасны, барсуки не опасны! Это же не Зверь...
Дочь. Только не убивай его!
Отец. Никого я не убиваю, сама знаешь! Даже Зверя не убил.
Друг. Вот и дура! Надо было убить, ляха-муха.
Отец. Да он сам подох где-то. Выл, выл и, видно, подох... (Останавливается, вспомнив что-то, хохочет.) А помните, как этот выдавал?
Отец начинает несуразно изображать танец Зверя. С гоготом к нему подсоединяется Друг. Они вовлекают Мать и Дочь. Все четверо кружатся в дикой пляске, тупо выкрикивая:
Альфа-бета! Альфа-бета!
Мы хозяева планеты!
Миллионы! Триллионы!
Мегаватты! Мегатонны!
В развалинах, наверху, на лестнице появляется Зверь. Он стоит, наблюдая пляску. Первой его замечает Дочь. Она обрывает пляску, вырываясь из круга, Дочь и Зверь молча смотрят друг на друга. Все замерли.
Друг (со злобным воем бросается под лестницу, выскакивает оттуда, держа над головой "кульгарру".) Убью!!
Отец (в ужасе, пытаясь остановить Друга.) Стой! Положи! Это кульгарра!
Друг. Отойди! Убью! Всех!!! Ляха-муха!!!
Все в неподвижности: Зверь – наверху, на лестнице, Дочь – внизу, неотрывно глядя на Зверя, Друг с "кульгаррой" на первой ступеньке. Отец и Мать, прижавшись друг к другу. Свет медленно гаснет.
Свет далеких галактик (Александр Маннин)
Стоп! В едином потоке
Замер весь мир. Крылом самолета
Чиркнула по небу яркая вспышка в ночи
Где-то в степи, буквально на миг
Скрежет металла, детский крик
И тишина, тишина, все снова молчит
Мы опять убедились, что внешность бывает обманчива
Как мы дошли до такого финала, наша вера утрачена
Сломана флейта теперь, что когда то пела
В нас нет ни чувства, ни боли, выбор сделан!...
Rf:
Призрачный свет далеких галактик
Окрыляет, возносит, зовет
И пока двум влюбленным он дарит полет
Тусклый надежды огонь горит и живет.
Мы пытаемся что то понять
Получается, жили неправильно
Кто придумал эти глупые правила
Кто мешал нам сердцем решать?
Как далеко заведет нас, мой друг
Это плаванье вдоль по течению
Без добра, без зла отомщения
Замкнутый круг.
Если в рамки загоняют обстоятельства
Если мир весь против тебя
А по небу колестницей звезды катятся
Мы должны сделать так, чтоб увидеть, что жили не зря.
Припев:
Призрачный свет далеких галактик
Окрыляет, возносит, зовет
И пока двум влюбленным он дарит полет
Тусклый надежды огонь горит и живет!
В чем же причина непонимания?
Может быть слышать нету желания
В этой бескрайней степи мы чужие,
Хоть и рядом мы жили
Может истину в рыке зверином мы не замечали?
Может просто за шерстью лохматую равного не признали?
Зверь и Дочь:
Но любовь не уйдет в бесконечность,
останется былью
На одной из планет во вселенной звездною пылью…
Припев:
Призрачный свет далеких галактик
Окрыляет, возносит, зовет
И пока двум влюбленным он дарит полет
Тусклый надежды огонь горит и живет
Призрачный свет далеких галактик
Окрыляет, возносит, зовет
И пока двум влюбленным он дарит полет
Тусклый надежды огонь горит и живет
Призрачный свет далеких галактик...
© Авторы пьесы и песен, 2009
© Остров Сокровищ, 2009