Когда я открыл глаза, то первое что в них бросилось, это был не потолок моей палаты, а Дим Саныч. Он что-то мычал, размахивал руками и явно пытался мне что-то объяснить. Через десять минут я понял - он пришел меня будить. Оценив темноту за окном я с ужасом взглянул на часы. — еще большим ужасом понял, что часов у меня вообще нет. А в это время...
   А в это время внизу, один за одним вокруг колонки укладывались туристы. Видимо, им захотелось полежать. Усталые зерошники слонялись мимо спящих туристов, на ходу зашивая рубашки, жуя сушки и вправляя выбитые носы - ребята только что вернулись с ночных маневров. Таня Горячева, подтаскивая рюкзак, одной рукой пыталась прислонить сомнамбулического Костика Баранского к стенке. Это ей не очень удавалось - Костик все время промахивался мимо стены и норовил лечь рядом со своими товарищами по отряду. А в это время...
   А в это время Ваня Сухоручкин сидел на лавочках около корпуса и тихо-тихо, так, чтобы никто не слышал, ругался про себя на всех, тех которые уже двадцать или тридцать минут пытались встать с кровати, из за стола, с пола и наконец подготовиться к вылазке в лес для установки полосы - Ваня был готов еще неделю назад. Он не любил делать все в последний момент. А в это время...
   А в это время в верхнем левом углу неба над корпусом полыхнула пара-тройка зарниц (не путать с военно-ролевой игрой) и громыхнуло три- четыре громика. Воздух был жарким, влажным и соленым на вкус, как у моря. Это соседние поля недавно обработали химикатами. Тут громыхнуло еще разок, светануло еще другой, и Дим Саныч выплыл из темноты на своем железном друге. На его часах было без пяти, как пора всем, кто собирался в лес, превратить свое желание в реальность - три часа десять минут.
   Я вышел из корпуса, сетуя на товарищей комиссаров, как всегда бережно подъевших все съестные запасы в комиссарке, сел рядом с Ваней и начал сетовать про себя на всех тех... на которых сетовал и Ваня. В это время Дим Саныч объявил общий сбор организаторов на „через пять минут”.
   Не прошло и получаса, как все как один стояли в кругу перед корпусом. Все здесь присутствовавшие делились на три категории: спящие с открытыми глазами, спящие с закрытыми глазами и Дим Саныч на своем железном друге. Он-то и поведал, для чего мы тут все собралась. Оказалось, что сейчас нам предстояло пойти в лес и подготовить полосу под эстафету для турслета в лагере. Все чрезвычайно обрадовались, начала кидаться шапками вверх, прыгать и обнимать друг друга... (Впрочем, это могло мне и показаться).
   И вдруг новички туристического дела сделали неосторожное предложение, что вследствие того, что в верхнем левом углу, то может быть, ну, не ливень, но дождик, ведь это тоже нехорошо, когда турслет в лесу... Но облизанные и гордо поднятые вверх пальцы туристических волков абсолютно точно уверили всех, что дождя не будет и быть не может, и вообще ветер в другую сторону.
    Так мы и тронулись в путь. Мгла начала прореживаться робкими лучами еще не выглянувшего солнышка, то тут, то там над землей пролетали ласточки, вспыхивали зарнички, скрежетала баржа - природа ожидала прихода нового дня. В это время упали редкие капли дождя.
   И хотя середина дороги еще даже не показалась в поле зрения, самые неопытные из нас высказали предположение, что капли могут указывать на начинающийся дождик, а проводить турслет под дождиком, может быть не очень... Но уверенные взгляды в темное небо наших туристических волков уверили всех, что небо уже почти разветрилось и это утро будет самым сухим за последние 10-15 лет.
   Скоро мы вошли в лес. Ласковые комарики гроздьями падали с наших ушибленных щек, шей и лбов. Ночной лес был прекрасен: то тут, то там сверкали крупные капли РОСЫ на ветвях, лесные цветы закрывали свои бутоны, приветствуя нас - все говорило о начале хорошего, солнечного дня.
   Мы разошлись по этапам. Точнее, нас развели по ним. Я был вместе с Ваней. И Гариком. И только здесь, в лесу я наконец понял то, что мучило меня годами - Гарик не любил детей. Я смотрел на него, на то как его руки выворачивали одно дерево за другим, как он складывал их в большие кучи посреди тропинки, как уверенным движением топора смахивал сучья, как... у меня нет слов. Когда он закончил, пройти по тропе не представлялось возможным. „Завал” - гордо сказал Гарик, - „Пусть кто-нибудь попробует пройти”. Я смотрел на Гарика, на его мощную шею, на завернутые рукава, на слепня, который уже которую минуту пил его кровь и все отчетливее и отчетливее понимал - Гарик не любил детей. Мои размышления прервал Ваня. „Может, пойдем домой?” - спросил он - „А то как-то мокровато стало”. Я обернулся на голос и никого не увидел - дождь стоял стеной, и тут я с изумлением понял, что с неба капает.
   Наскоро собрав топоры и пилы мы начали преодолевать завал. Тут я понял, что Гарик не любил не только детей, но еще и нас с Ваней, а заодно и себя. Но завал мы все-таки преодолели и собрались вокруг одиноко стоявшего дерева, надеясь, что оно спасет нас от молнии, грома, дождя и насекомых. Вдруг я почувствовал, как по спине побежала струя воды. „Промок насквозь” - подумал я. Скорее всего, это была правда. От столь ужасной мысли у меня поплыло все вокруг, память сохранила лишь отдельные картины.
   ...Сережка Савельев и Саня Клочков пытаются отбиться от Ваньки, который не желает понимать, что они поставят обезьянник, даже если наступит вселенский потом, ну и что, что узлы разбухнут, они развяжут все, что можно развязать...
   ...Юра Александров, неподвижно стоящий под деревом. Вода стекает с его растопыренных пальцев, капает с носа, висит крупными каплями на ушах и кепке...
   ...Маус, которая тщетно всматривается в пелену дождя, периодически стирая воду с компаса. Она явно пытается взять азимут. И ей явно это не получается...
   ...Лена Соколова шлепающая по дороге. Приминая траву, наступая в лужи, она идет, куда глядят ее глаза, она идет по дороге к корпусу. Ей уже все равно...
   А вот самая последняя картинка. Она самая яркая. Костик Баранский посреди огромного поля, под дождем и под пение утренних птиц одетый в черную мантию, с конфедераткой на голове вышагивает, высоко поднимая колени. Словно гордый цапель несет он свое бренное тело туда, где светло и сухо (и это место вовсе не лес, куда мы ушли 4 часа назад ставить полосу для эстафеты)...
   Последняя картинка - горн на завтрак, расплывающийся потолок, Дим Саныч пытается мне что-то сказать, темнота, и сладкие сладкие сны о том, как мы, однажды утром собрались в лес, для того, чтобы подготовить турслет...
   
   

Березка