Лагерь – это аккумулятор. Получаешь подзарядку, и пусть её не хватает до следующего лагеря, пусть возвращаешься домой скорее усталым, чем отдохнувшим, пусть худеешь и натираешь мозоли от перчаток, но он придает силы ещё очень надолго.До расставания осталась самая малость. Оставшегося времени не хватит даже на то, чтобы осмыслить, что лагерь действительно закончился, не говоря уж о том, чтобы вдоволь наговориться напоследок и как следует попрощаться. Кто-то говорит, что рад тому, что скоро будет дома, кто-то и вовсе хотел уехать раньше, а некоторые даже уехали. Но я не поверю, что эти люди не сохранят светлых воспоминаний о смене, я даже не думаю, что их, этих светлых воспоминаний, будет меньше, чем всяких других.
От работы в лагере я получаю кайф. От безумной гонки, от постоянного ощущения, что засну, как только закрою глаза, пусть даже в это время я стоя еду в автобусе на работу, от того, что иногда начинаю хотеть есть уже через час после завтрака, от того, что укладываю спать, даже от того, что полю. Тем более от того, что полю. Ведь это — практически единственное время, когда я могу пообщаться с отрядом. Не о газете (хотя план номера частенько составлялся именно там), не о прошедшем дне, не о следующем ДК лагеря, не о лагере, а о нас. О книжках, о фильмах, о песнях, о знакомых нам людях, о жизни, обо всем. Наши отрядные свечки можно пересчитать по пальцам. Мы не тратим время просто на разговоры. К сожалению.
Здесь, в лагере, собрались мои лучшие друзья. Например, две мои подруги, которых я знаю с пеленок. Одна из них – старший инструктор. В Москве мы можем разговаривать до бесконечности. О всякой ерунде и серьёзных вещах. Здесь нам ни разу не удалось поговорить больше десяти минут. Времени мало, его жалко тратить на болтовню. Я живу с ней в одной палате и всё равно скучаю по ней. Но, через несколько дней мы вернемся в Москву, и я точно знаю: нашим разговорам не будет предела. А ближайшие пару месяцев их темой будет только лагерь. Её отряд и мой, патруль и посредники на Зарнице, ангел и дьявол на Викингах. Мы будем вспоминать, как пускали корабли, как вместе изображали пулемет, хотя стояли на огромном расстоянии друг от друга, костер, как собирались небольшими группками комиссаров и в час ночи шли петь в беседку. Вместе легче скучать по лагерю, вспоминать всех и всё.
Лагерь – это аккумулятор. Получаешь подзарядку, и пусть её не хватает до следующего лагеря, пусть возвращаешься домой скорее усталым, чем отдохнувшим, пусть худеешь и натираешь мозоли от перчаток, но он придает силы ещё очень надолго.
Больше половины смены я хотела домой. Меня тянули туда люди и дела, оставшиеся в Москве, и вечная усталость, возникшая чуть ли не от вида корпуса, от первого джинства, от первой бессонной ночи. Сейчас у меня не осталось сил даже на то, чтобы пинать свой отряд, чтоб он делал газету, хотя за этот, последний выпуск все принялись даже с небольшим энтузиазмом. Но несмотря на это, я точно знаю, что осталась бы здесь ещё на столько же. Что ещё столько же готова делать с ними газету. А потом ещё.
Это мой пятый лагерь, один я пропустила. Соответственно этот год юбилейный – пять лет в Острове. Но это мой первый лагерь инструктором. Инструктором на профильном отряде по журналистике. Это мой первый лагерь комиссаром. Совершенно новый взгляд на вещи. Но сон во время тихого часа (“Боже мой – думаю я, выходя пятый раз из шумящий палаты – неужели им не жалко тратить время на всякую чушь. Ведь в тихий час можно спать!!!”), и тем более после отбоя, когда в принципе тоже можно спать, но мы обычно собираемся на педсовет. А ещё я знаю, что в тихий час совсем необязательно есть (хотя я так думала два года назад, когда ездила в лагерь простым, хотя уже профильным ребенком), да и вообще есть не во время еды необязательно. Это мой первый лагерь в котором от меня что-то, пусть даже меньше, чем я думаю, зависит. У меня появились обязанности: я, например, научилась не халявить на поле и не сидеть на грядках (я лишилась этого права, хотя и никогда им не обладала). Я не могу представить себе, что у меня что-то болит, а даже когда болит, представляю обратное. Я не должна расклеиваться, хотя это у меня не всегда получалось. И я просто обязана излучать оптимизм.
Я – комиссар, я общаюсь не только со своим отрядом, но и со всеми, во всяком случае с очень многими остальными ребятами. С некоторыми познакомилась только в этом году,а кого-то знаю давно (3-4 года). По всем буду скучать. Не говоря уж о тех, с кем провела большую часть времени – мой отряд, и тех, с кем работала в этом лагере – отряде вечных подготовщиков творческих дел и ролевых игр. Для меня состояние тоски по лагерю – привычно. Я знаю, как это проходит, и примерно знаю когда закончиться. И даже от этого получаю некоторое удовольствие. Я думаю, что люди, не впервые поехавшие в лагерь, меня поймут.
Для кого-то это чувство тоски и грусти не знакомо. Первый лагерь всегда самый запоминающийся. Первые инструктора долго остаются самыми любимыми. Первый отряд – самым лучшим. Я очень ясно помню свой первый лагерь: сначала возникает испуг: здесь спать? Это есть? На грядках нельзя сидеть и во время работы совсем не нужно отдыхать?! У меня же спина болит… и коленки. Ура, сегодня я не работаю, а дежурю. Помыть посуду за шестьдесят человек? А потом весь корпус? Нет… уж лучше работать. Под конец смены я радовалась всему, и о желании уехать, занимавшем мои мысли первые дня три, даже и не вспоминала. Я даже ела всё, что давали. Ну, может за исключением варёной капусты с сосисками. Приехав в Москву я уже не представляла свой жизни без всего этого – острова, свечек, песен, новых друзей из 518 школы, и даже лета без прополки. Для меня это так. Для кого-то по-другому. Кто-то сейчас не собирается в дальнейшем работать в Острове, кто-то хочет только поехать на следующий год в лагерь.
Кто-то на всю жизнь останется фанатом, будет предан идее. И обязательно поедет в лагерь ещё, а потом в третий раз, в четвертый….
Ощущения первого и, допустим, третьего лагеря непохожи. В третьем лагере всё нравится, ведь начинаешь сравнивать с тем, что было раньше, с началом… Атмосфера кажется не той, но на самом деле это просто мы привыкли, люди кажутся не такими, но это мы просто выросли, от нас что-то требуют, но ведь это говорит о том, что нам верят. Это нормально, но странно для нас, непривычно, и так с каждым годом, когда едешь в лагерь ещё и ещё.
Лагерь у каждого свой, но у всех один, все по-разному к нему относятся, но все любят. И в данном случае этот парадокс даже не парадокс. Наверное, я всё-таки не хочу уезжать из лагеря. Пусть сил нет у меня и у других, пусть мы допололи поля, пусть сделали все запланированные нами номера, но мы всегда найдем что сделать, ведь находиться в лагере гораздо лучше, чем по нему тосковать.
RainboW